"Андрей Воронин. Отражение удара ("Инструктор ГРУ") " - читать интересную книгу автора

и исходила ароматным паром большая фаянсовая кружка с кофе. Алла Петровна,
как всегда по утрам, подтянутая, деловитая и не правдоподобно красивая для
своих сорока двух лет, намазывала бутерброды.
- Ешь, пьянчужка, - с ласковой насмешкой сказала она, подвигая к мужу
тарелку, - налегай. Да поторапливайся, не то на работу опоздаешь.
- Вот еще. Сроду я на работу не опаздывал, - проворчал он, но на
всякий случай взглянул на часы.
У него перехватило дыхание, и мир перед глазами потемнел, словно
мгновенно подернувшись частой сеткой, сотканной из толстых угольно-черных
нитей: стекло на его часах треснуло и запотело, а стрелки остановились на
двенадцати минутах второго.


Глава 3


Дело было в мае прошлого года, почти через два месяца после кровавой
расправы над пушистым любимцем мадам Иваницкой. Позже, оглядываясь на этот
период своей жизни, супруги Иваницкие в один голос утверждали, что это
была самая тяжелая весна в их жизни.
Паша Иваницкий, как и его супруга, не мог похвастаться коренным
московским происхождением. Он приехал в столицу по лимиту и восемь лет
колесил по ее сумасшедшим улицам за рулем троллейбуса. Это был нелегкий
хлеб, и временами Паше начинало казаться, что цена, которую приходится
платить за право называться москвичом, непомерно высока. Тысячу раз он
подумывал о том, чтобы бросить к чертовой матери эту каторгу и податься
домой, в Саратов, но поворачивать назад, дойдя до середины дороги, было
жаль, и он продолжал в жару и в стужу затемно выходить из общежития, чтобы
к половине пятого утра быть в депо. Нужно было получить инструментальный
ящик и маршрутную карту, пройти медицинский контроль, отыскать в
бесконечном лабиринте выстроенных рядами троллейбусов свою машину и
подготовить к рейсу... Он привык выдерживать график движения, почти не
глядя на часы: часы тикали у него в голове, отсчитывая минуты и секунды,
потому что круг, сделанный всего лишь на две минуты медленней или быстрее,
чем это полагалось по графику, не шел в зачет и, следовательно, не
оплачивался. Он привык питаться помоями в столовых на конечных станциях,
сидя за столом с незнакомыми и полузнакомыми людьми, а потом, если
оставалось время, до конца обеденного перерыва резался с ними же в домино
в прокуренной комнате отдыха под бормотание старенького телевизора. Часто
он не знал даже имен, но было известно главное: все они были коллегами и
собратьями по несчастью.
Вторую смену он любил больше, но это тоже был не сахар, так что,
получив, наконец, обещанную кооперативную квартиру, Паша Иваницкий
уволился из троллейбусного депо и ударился в малый бизнес. Дела у него
пошли неожиданно бойко, и менее чем через два месяца после похорон
безвременно почившего Барсика Паша подогнал к подъезду похожую на елочную
игрушку "мазду-шесть-два-шесть" совершенно неприличного розового цвета с
металлическим отливом. Он так и называл ее: "мазда-шесть-два-шесть", делая
в слове "мазда" ударение на последнем слоге, и жутко гордился
приобретением.