"Андрей Воронин. Петля для губернатора (Слепой)" - читать интересную книгу автора

двадцать четыре года назад, было таким сильным, что Иван Алексеевич
удивился, обнаружив вместо портрета вождя писанный маслом подмосковный
пейзаж, обрамленный тяжелым золоченым багетом. Это вернуло его к
действительности, а насмешливый взгляд Ковровой, который он перехватил,
оторвавшись от созерцания пейзажа, окончательно расставил все на свои
места. На секунду Бородич испугался, что Коврова вот-вот взгромоздится на
стол, и поспешно ухватился за бумаги.
- Я не понял одного, - без нужды шелестя листами, сказал он, глядя в
папку. - В твоем плане ничего не сказано о том, что должен делать я.
- А тебе и не надо ничего делать, - сказала Коврова, гася насмешливые
огоньки в глубине своих прозрачных глаз. - Единственное, что от тебя
требуется, это придумать, что с ней делать дальше. У нее опасные
наклонности, Иван Алексеевич, и только ты можешь решить, как ее
нейтрализовать.
- Боюсь, это будет потруднее, чем справиться с банкирами, - вздохнул
Бородин.
- А я и не говорю, что это легко. Но это единственная работа, с
которой никто, кроме тебя, не справится. В конце концов, ты отец.
После того как Коврова ушла, уверенно простучав по паркету высокими
каблуками, Иван Алексеевич все-таки закурил. В словах Ковровой насчет
отцовского долга ему почудился некий мрачноватый подтекст. Не ко времени
вспомнился Тарас Бульба: "Я тебя породил, я тебя и убью..." Н-да,
положеньице... Ему вдруг стало интересно: а насколько Коврова готова к
тому, чтобы поставить на колени его самого? Размышляя на эти невеселые
темы, Иван Алексеевич Бородич выкурил три сигареты подряд, разом превысив
дневную норму и даже не заметив этого.

***

Стоя перед зеркалом в ванной, Иван Алексеевич провел ладонью по щеке.
Щека была шершавой от проступившей за ночь щетины и зернисто поблескивала
в лучах беспрепятственно вливавшегося в ванную через широкое, отмытое до
полной прозрачности окно солнца. Бородич с огорчением отметил, что в
щетине стало еще больше седых волосков, и с неохотой включил электробритву.
Круговыми движениями водя бритвой по щекам и подбородку, он подошел к
окну и выглянул наружу. Его спальня и прилегавшая к ней ванная
располагались на втором этаже загородной резиденции, и из окна открывался
вид на изумрудно-зеленый газон внутреннего дворика. Ему не очень-то
хотелось смотреть туда, он и без того знал, что увидит, но игнорировать
доносившиеся снизу частые приглушенные хлопки и взрывы откровенно пьяного
смеха было просто невозможно.
Глядя вниз из окна ванной и машинально водя бритвой по подбородку,
Иван Алексеевич на минуту отдался во власть странной и безответственной
фантазии. Ему представилось, что он заканчивает бритье, опрыскивает лицо
лосьоном, одевается, выгребает из сейфа в спальне деньги и ценные бумаги,
кладет в карман паспорт, тихо спускается вниз, так же тихо садится за руль
автомобиля и, бросив все, как оно есть, на предельной скорости мчится в
Шереметьево-2.
Там всегда навалом рейсов во все концы света. Можно взять билет на
первый попавшийся и улететь хоть к черту на кулички, лишь бы подальше от