"Андрей Воронин. Один шаг между жизнью и смертью (Инкассатор)" - читать интересную книгу автора

Здесь, судя по всему, шел какой-то боевик. Звука по-прежнему не было,
а на экране какие-то потные люди хлестко лупили друг друга ногами, руками
и различными твердыми и угловатыми предметами. Потом экран заполнило
искаженное смертельным ужасом лицо с прижатым к щеке чуть пониже левого
глаза кривым лезвием ножа. Сверкающее острие глубоко вдавилось в кожу, под
ним выступила казавшаяся в черно-белом изображении темно-серой капля крови
и тяжело скатилась по щеке, как невиданная кровавая слеза. "Совсем как
меня, - подумал Юрий. - Тогда, в самом начале. Если бы не подоспел Сашка с
ребятами... А может, было бы лучше, если бы они не подоспели?"
Он выключил телевизор. Тишина и пустота снова навалились на него,
словно только того и ждали. Он закурил, прихватил со стола пепельницу,
поднял с пола сумку и отправился на кухню. Здесь он расстелил на столе
газету, отыскал в шкафчике масленку, которой пользовалась мама, смазывая
свою старенькую швейную машину, и, порывшись в сумке, вынул оттуда
пистолет - громоздкий десятизарядный "маузер" с длинным стволом, округлой
деревянной рукояткой и плоским магазином. Эту смертоубойную пушку он
подобрал в развалинах кирпичного завода - просто не смог пройти мимо
музейного экспоната. Когда он взял "экспонат" в руки, ствол его был еще
теплым и от него остро разило пороховой гарью. В карманах прежнего
владельца, лежавшего здесь же, задрав пыльную всклокоченную бороду,
обнаружились две запасные обоймы.
Юрий нащупал на дне сумки обоймы и отложил их в сторонку. Пистолет не
нуждался в чистке, но это было по крайней мере хоть какое-то занятие,
дававшее ему ощущение реальности собственного существования. Сноровисто
разбирая и смазывая пистолет, Юрий впервые задумался о том, чем ему теперь
заняться.
Заново собрав пистолет, он отложил его на край газеты и снова полез в
сумку. Небрежно отодвинув в сторону две пары белья и пакет с туалетными
принадлежностями, он вынул и разложил на столе все свои сокровища: орден
Красной Звезды, две медали, мятые полевые погоны с тремя облупившимися
зелеными звездочками и тощий конверт из черной пергаментной бумаги. Он
открыл клапан конверта, и из него выскользнуло с десяток фотографий,
сделанных кодаковской "мыльницей". Рыжая земля, серый снег, пыльные
развалины, пятнистая броня, дымное небо, бронежилеты, камуфляж, молодые
смеющиеся лица... Стоп, а это кто? Вот уже и имена начали забываться...
Как погиб, помню, а вот как его звали - забыл...
Он жадно курил, бережно перебирая фотографии. Среди них была
фотография мамы, и он не стал класть ее отдельно от остальных. Почти все
эти люди уже умерли, а при жизни они были ему так же близки, как мама,
хотя время его знакомства с ними порой исчислялось даже не днями, а часами
и минутами.
Фотографии его последнего взвода, на восемьдесят процентов
состоявшего из новобранцев, здесь не было. Они просто не успели
сфотографироваться. Их привезли вечером и сразу же бросили в бой, в
кровавое пыльное месиво кирпичного завода, а наутро от взвода остались
только командир, старший лейтенант Филатов, да пара
сержантов-старослужащих, которые на себе вытащили его из руин - один
тащил, а другой прикрывал огнем. Какие уж тут фотографии...
Окурок обжег ему губы, и Юрий не глядя сунул его в пепельницу. Смерть
мамы была для него потрясением, ею она как-то блекла по сравнению с тем,