"Кирилл Воробьев. Монастырь (fb2) " - читать интересную книгу автора (Воробьев Кирилл)5.Кум и Сапрунов. Едва Игнат Федорович в сопровождении прапорщиков вышел из здания монастыря, из динамиков на плацу послышалась хриплая "Лаванда" и голос Семенова объявил построение на проверку. – Так, – Лакшин хлопнул по ладони свернутой в трубочку тетрадью убиенного Гладышева, – Ты, Жбан немедленно приведи ко мне Сапрунова. А ты, Володя, помоги ДПНК. – Сам знаю… – проговорил Тощий таким тоном, что с одной стороны он, вроде бы как и огрызался, но с другой – в ней не было достаточной агрессивности, чтобы посчитать ее неуважительной по отношению к начальству. Пройдя мимо уже собирающихся во дворе зеков и игнорируя бросаемые на него угрюмые взгляды, Лакшин прошел в свой кабинет и, в ожидании очередного визита, стал изучать остатки дневника. Впрочем, исследовать было практически нечего. Майор методично просмотрел каждый листок и ничего, кроме цифр не обнаружил. Зато на самой первой странице остались какие-то отпечатки. Очевидно, покойный, когда заполнял 33-ю страницу, находился в сильном волнении и слишком сильно нажимал на ручку. Поднеся тетрадь к настольной лампе, Игнат Федорович наклонил бумажный лист так, чтобы скользящий свет вырисовал все неровности. Появившийся текст разобрать было практически невозможно, но Лакшин обратил внимание на одну глубокую борозду, след подчеркивания. Фраза над ней прочитывалась достаточно четко: "Я вошел в стену!" Кум глубоко вздохнул. Теперь вопрос стоял не в том, есть ли те тайные ходы, о которых так упорно судачили зеки, а в том, как их обнаружить. Причем, несомненно, кто-то уже является обладателем этой тайны. И, судя по тому, как ревностно он ее охраняет, вычислить обычными способами этого деятеля, или деятелей, будет весьма непросто. Впрочем, если кто-то пользуется тайными ходами (кстати, зачем?), то найти его будет лишь вопросом времени. Ведь не может же один человек находиться одновременно в двух местах. Если его нет в секции – он в тайном ходе. Отсюда – банальный вывод: дежурства. Выделить в каждом отряде по несколько зеков и чтоб сидели всю ночь, высматривая тех, кто будет шоркаться в неположенное время. И, кстати, надо бы немедленно распорядиться чтобы прапора при каждом шмоне смотрели на руки зеков. Вдруг попадется кто-нибудь со свежесбитыми костяшками? Приняв эти решения, Игнат Федорович опять глубоко вздохнул, но уже с облегчением. Первые шаги к раскрытию убийства уже были сделаны. Теперь следовало совершить еще один. Размышления майора прервало осторожное поскребывание по двери. Лапша быстро спрятал дневник в ящик стола: – Входи! – Осужденный Сапрунов Анатолий Ильич. – представился вошедший зек., – Статья 144 часть два, срок три года. Кум не ответил, пристально вглядываясь в вошедшего. Сапрунов был одет в замызганную рабочую телогрейку без пуговиц. Из-под нее виднелась серая роба, которую выдавали этапникам. Зек явно не знал, куда деть руки, на которых виднелись плохо стертые потеки машинного масла. Тряпка серым лоскутом торчала из наполовину оторванного кармана. Сапоги у осужденного были, что называется, всмятку. Насквозь промасленные, протершиеся на голенищах. Довершали картину множество мелких латунных стружек, которые обсыпали одежду и обувку Сапрунова и придавали тому какой-то новогодний вид. Вглядываясь в понурое лицо работяги Игнат Федорович пытался построить ход беседы. Судя по насупленным бровям и почти неподвижному взгляду, куму попался незаурядный упрямец. Чтобы расколоть такого требовалось немало терпения и тонкий психологический подход. – Присаживайся, – Лакшин указал на стул, – чего стоишь? – Да замызгаю я все тут… – Ничего, – радушно улыбнулся кум, – Вот, газету подстели. – Благодарствуйте. – сурово произнес зек. Он принял протянутую "Правду", аккуратно обернул ею матерчатую обивку стула и уселся на самый край, настороженно скрестив под собой ноги. Майор обратил внимание, что на линолеуме кабинета после сапог Сапрунова остались масляные следы. Само по себе это ни о чем не говорило, Жбан запросто мог вытащить зека как он был, не дав переодеться, но сам факт того, что визитер не удосужился вытереть ноги, недвусмысленно говорил о подспудной ненависти к начальнику оперчасти в частности и к "козлиному" племени в общем. – Как работается? – бросил пробный шар Лакшин. Зек недоуменно посмотрел в глаза куму: – Вас это действительно интересует? Игнат Федорович не ответил, продолжая с легким прищуром рассматривать Сапрунова. – А хреново. – с подавленным вызовом продолжил зек. – Станки – ни к черту. Больше простаивают, чем работают. Возишься с ними сутки напролет. Руки в масле по локоть. Знаете, что от этого бывает? Анатолий сдвинул рукав телогрейки и обнажилась мускулистая рука на которой двумя красными блямбами выступали огромные нарывы. Лапша знал о таких болезнях, но для того, чтобы реально изменить то положение вещей, которое их вызывало, необходимо было полностью переоборудовать производство. А на это у лагеря денег не было. – Ого! – покачал головой Игнат Федорович, – А что же ты к врачу не сходишь? – А, был я у него… – Сапрунов водрузил рукав на место, – А фигли толку… Ой, извините, гражданин майор, сорвалось… – Ничего, ничего. – успокоил зека оперативник, – Я ж понимаю. Трудно сразу перестроиться, чтоб не материться… Так что Поскребышев? – Ну, чо… Мазью какой-то намазал, забинтовал все и обратно отправил. А как я с этим бинтом в станок полезу? Через пять минут от его лечебы и следа не осталось. – Да, – задумчиво проговорил Лакшин, – Тут я ничем помочь не смогу. Эта фраза подразумевала, что в других ситуациях на помощь кума еще как можно рассчитывать. Но зек держался крайне настороженно и, если и заглотил наживку, то никак этого не показал. – Ладно, рубанул ладонью Игнат Федорович, – Чего вокруг да около ходить?! Ты ведь понимаешь, почему тебя с промки сняли? – Понимаю. – кивнул Сапрунов. – Только не понимаю, почему так поздно. Обед уж на носу… Намек был недвусмысленный и, хотя на самом деле до очередного принятия пищи оставалось около двух часов, опер принял его к сведению. – Ну, извини, – коротко хохотнул Лапша, – У кума, знаешь, много всяких дел… Так, к делу. Сам можешь чего рассказать? – Стучать на покойника? – укоризненно повел головой из стороны в сторону Анатолий. Лишь сильным волевым усилием Игнат Федорович подавил в себе порыв наорать на тупого зека. – Запомни, – твердо произнес майор, – стучать – дело добровольное. Мне от тебя этого не надо. А надо другое – помощь в раскрытии убийства. Понял? Ключевое слово "убийство" не оказалось для Сапрунова неожиданным. И, хотя он изменился в лице, состроил круглые глаза и слегка отвесил челюсть, от всей этой мимики за версту разило нарочитостью и плохой актерской игрой. – Ты мне глазки тут не строй, – устало вздохнул Игнат Федорович, – Переигрываешь. – Да что вы, гражданин начальник? – непритворно возмутился зек. – Брось. – скривился кум, – Я же вижу, что ты знал, семейник твой ввязался в какую-то авантюру. Очень опасную авантюру. Может, ты его даже и отговаривал, но он не послушал. Так? – Странные вещи вы говорите, гражданин майор… – после секундной паузы, которая сказала куму что он, возможно, попал в точку, выдал Анатолий. – Так, Сапрунов… – покачал головой Лапша, – Ты, как я вижу, мужик основательный. Привык все дела доводить до конца. Анатолий, поддавшись на похвалу, невольно кивнул. – И, подозревая некоторых осужденных в убийстве твоего друга, пойдешь им мстить… Заметь, по-человечески я тебя понимаю. Я знаю, что значит терять настоящих друзей. Но, подумай, что из этого выйдет? Предположим, твоя месть удастся. И что? Ты станешь убийцей. Пойдешь на раскрутку. Говоря это Лакшин пристально всматривался в опустившего глаза долу Сапрунова. Тот сидел не жив, ни мертв, понимая, что любые его слова могут быть истолкованы как доказательство его преступных намерений. И, в то же время, его молчание выдавало его красноречивее всяких вынужденных признаний. – Теперь другой вариант, – безжалостно продолжал Игнат Федорович, – не удалась месть. И мне на шею свалится еще один труп – твой, как ты понимаешь. Или, даже, несколько… А эти подонки будут посмеиваться, рассекать по плацу и жрать чихнарку! А теперь у меня к тебе всего два вопроса. Будешь отвечать? Сапрунов неопределенно пожал плечами. – Вопрос первый: где дневник Гладышева? И второй: где вход в подземелье? – Дневник? – удивленно вскинул глаза Анатолий, – В тумбочке всегда лежал… – Что там было написано? – Да, ничего особенного… Витек всякие байки собирал, подколы, наколки со значением срисовывал… К нему многие за советом ходили… – Ты сам читал? – Я же говорю, там ничего про подземелья не было! Про привидения – да, много, а про подземелья – нет! – Когда ты его читал последний раз? – иначе поставил вопрос оперативник. – Да, недели две назад… – Так… – Лакшин понял, что если зек и врет, то лишь в пределах некоторой погрешности. Этот горячий допрос дал куму больше, чем все подготовительные экивоки. – А в разговорах он не упоминал их? – Нет, вроде… – соврал Сапрунов. – Значит, не хочешь ты помочь мне… – сделал вывод Лакшин. – Что вы, гражданин начальник, – истово замотал головой Анатолий, – я бы с радостью, только… не знаю ничего, что вам нужно… – А врешь ты все, – устало улыбнулся Игнат Федорович. – Ладно, иди на обед, только знай: с этой минуты мои стукачи с тебя глаз спускать не будут. Понял? На дальняк с тобой будут ходить, если надо. Каждое слово твое теперь мне будет известно. Каждый шаг. А там, смотри, иди, мсти. Только не обессудь, если тебя в последний момент перехватят… И раскрутят на сто два через пятнашку… – Можно идти? – вскочил Сапрунов. – Да, можно. Однако ты все же подумай над моими словами. Надумаешь – опусти письмо в ящик, хочу, мол поговорить. Не надумаешь – берегись! – Хорошо, гражданин майор. – бесцветно ответил Анатолий уже поворачивая дверную ручку. По его тону было понятно, что осужденный так и не принял предложения, решив разобраться в ситуации собственными силами. Когда Сапрунов ушел, Игнат Федорович с хрустом потянулся и задорно щелкнул пальцами. Разговор, несмотря на нежелание зека разговаривать, удался. Лакшин не сомневался, что этого зека прямые запугивания не возьмут, но и они имели свою цель. После этого разговора Сапрунов наверняка станет гораздо осторожнее, и именно благодаря нервному напряжению, которое спровоцировал майор, зек получит возможность наделать кучу ошибок, которыми можно будет незамедлительно воспользоваться. Теперь к тому же стало ясно, что дневником убитого многие пользовались как справочным пособием. Это, одновременно, и усложняло, и упрощало работу. Среди читавших, наверняка должны были быть кумовские. После дачи им задания – содержание вырванных листов тетрадки перестанет быть тайной. Но самое опасное содержалось именно на последних страницах. Тех, которые Гладышев заполнил, если верить его семейнику, буквально на днях. Однако, то, что украдены были абсолютно все записи, могло указывать и на то, что в зековских байках могла содержаться какие-то ключи к тайне. Вполне возможно что некто, это кстати, мог быть и сам Сапрунов, прочитав последний лист и узнав о тайных ходах, вырвал и спрятал весь дневник, связав его содержание со смертью хозяина тетрадки. И сделать это можно было лишь рано утром, или ночью, то есть после того, как стало известно, что Гладышев мертв. Теперь, кум в этом был более чем уверен, новый обладатель секрета сам отправится по описанному маршруту. А это значит – надо ждать новых трупов. Если, конечно, не принять превентивные меры. Впрочем, прикинул Игнат Федорович, это распоряжение может пока и подождать. Сейчас самое главное – прочесть что возможно из дневника Гладышева. Обращаться в хумскую судмедлабораторию, чтобы там поколдовали над пустым листом, смысла не имело. До исполнения заказа могло пройти несколько суток. Да и, если там оказались бы какие-то крайне интересные сведения, ими тот час заинтересовались бы менты, а это пока не входило в планы Лакшина. У кума оставался единственный выход – прочесть выдавленный текст самому. И для этого майор решил испробовать один оригинальный способ. |
|
|