"Курт Воннегут. Сила духа (Журнал "Химия и жизнь")" - читать интересную книгу автора

письмо, которое сейчас кажется мне ужасно глупым и полным эгоизма. Я
написала молодому доктору, о котором прочитала в "Женщине и доме". Мне так
стыдно. Что он мне ответит и ответит ли вообще?
Глория. Что бы он мог такое написать?
Сильвия. Он мог бы рассказать мне о настоящих страданиях в нашем мире,
о людях, которые не знают, где раздобыть следующий обед, о людях,
настолько бедных, что они никогда не были у врача. Рассказать мне,
окруженной нежностью, заботой и всеми новейшими научными чудесами.
Коридор, ведущий в комнату Сильвии. На стене плакат: "Входить только с
улыбкой!" Франкенштейн и Литтл у двери.
Литтл. Она там?
Франкенштейн. Та ее часть, которая не находится этажом ниже.
Литтл. Предписание об улыбке все выполняют?
Франкенштейн. Это часть терапии. У нас комплексное лечение.
Глория выходит из комнаты, плотно закрывает дверь и разражается шумными
рыданиями.
Франкенштейн (с отвращением). Распустила нюни. С чего бы вдруг?
Глория. Дайте ей умереть, доктор. Ради всего святого, дайте ей умереть!
Литтл. Это сиделка?
Франкенштейн. У нее слишком мало мозгов, чтобы быть сиделкой. Это
паршивая косметичка. Получает сто долларов в неделю только за то, чтобы
следить за лицом одной-единственной женщины. (Глории) Ты преувеличиваешь,
красотка. Ставим на этом точку. Забирай свое жалованье и проваливай.
Глория. Но я же лучшая ее подруга!
Франкенштейн. Ничего себе подруга! Ты только что просила меня
прикончить ее.
Глория. Я просила во имя милосердия.
Франкенштейн. Ты что, веришь в рай? Ты хотела бы послать ее прямиком
туда за крылышками и арфой?
Глория. Я верю в ад. Я его видела. Он здесь, и это вы его изобрели.
Франкенштейн (уязвленный, медлит, прежде чем ответить). Господи... вот
ведь что могут сказать...
Глория. Для того, кто ее любит, самое время сказать свое слово.
Франкенштейн. Любовь...
Глория. Да знаете ли вы, что это такое?
Франкенштейн. Любовь... (Скорее сам себе, а не Глории.) Есть ли у меня
жена? Нет. Есть ли у меня любовница? Нет. За всю жизнь я любил только двух
женщин - мать и эту вот женщину. Я только что окончил медицинскую школу, а
мать умирала от рака. "Ладно, умник, - сказал я себе, - вот ты и
свежеиспеченный доктор из Гейдельберга, посмотрим, как ты спасешь мать от
смерти". Все говорили мне - брось, все равно ничего не сделаешь, а я
сказал: "Наплевать. Что-нибудь да сделаю". И тогда все решили, что я
свихнулся, и засадили меня в сумасшедший дом. Когда я вышел оттуда, она
уже умерла, умники оказались правы. Только они не знали, какие чудеса
может творить техника, и я тоже не знал, но я очень хотел узнать. Я
поступил в Массачусеттский технологический. Шесть долгих лет штудировал
механику, химию и электронику. Я жил на чердаке, ел черствый хлеб и тот
сыр, что кладут в мышеловки. Когда я кончил институт, я сказал себе: "Ну,
парень, теперь ты наверняка единственный на земле человек с образованием,
пригодным для медицины двадцатого века". Я пошел работать в клинику Керли