"Курт Воннегут. Мать Тьма" - читать интересную книгу автора

из военных излишков - узкая железная койка, одеяла цвета хаки со штампом
"USA", складные парусиновые стулья, военные котелки, служившие и кастрюлями,
и тарелками. Даже моя библиотека была в основном из военных излишков, ибо
досталась мне из развлекательного снаряжения для наших заокеанских частей.
В этом развлекательном снаряжении были и грампластинки, поэтому я
раздобыл, тоже из излишков, портативный граммофон, способный играть в любом
климате, от Берингова пролива до Арафурского моря. Покупая этот запечатанный
развлекательный товар как кота в мешке, я стал обладателем двадцати шести
пластинок "Белого Рождества" Бинга Кросби.
Мое пальто, плащ, куртка, носки и нижнее белье были тоже из военных
излишков.
Купив за доллар пакет первой медицинской помощи из военных излишков, я
стал обладателем и некоторого количества морфия. Стервятники, обожравшиеся
падалью на продаже военных излишков, смотрели на это сквозь пальцы.
У меня было искушение поколоться морфием, и если бы это приносило мне
радость, я смог бы, имея достаточно денег, поддерживать эту привычку. Но тут
я понял, что я уже наркоман.
Я не чувствовал боли.
Наркотиком, который помог мне пройти через войну, была способность
питать все свои эмоции только одним - моей любовью к Хельге. Эта
концентрация эмоций в такой маленькой области, начавшаяся с иллюзии молодого
счастливого влюбленного, развилась в нечто, помешавшее мне спятить во время
войны, и наконец превратилась в постоянную ось, вокруг которой вращались все
мои мысли.
И поскольку Хельга считалась погибшей, я стал поклоняться смерти
истово, словно какой-то узколобый религиозный фанатик. Всегда один, я
поднимал за Хельгу тосты, говорил ей доброе утро, спокойной ночи, ставил для
не пластинки и плевал на все остальное.
И вот однажды, в 1958 году, после тринадцати лет такой жизни, я купил
из военных излишков набор для резьбы по дереву. Это были уже излишки не
второй мировой войны, а корейской войны. Он стоил три доллара.
Принеся его домой, я начал без всякой цели пробовать вырезать на палке
от швабры. Внезапно мне пришло в голову сделать шахматы. Я говорю о
внезапности, потому что был поражен своим энтузиазмом. Энтузиазм был так
велик, что я вырезал двенадцать часов подряд, десятки раз попадая острыми
инструментами в ладонь левой руки, и все никак не мог остановиться. Я был в
восторге и весь в крови, когда кончил. Результатом этой работы был прекрасны
набор шахматных фигур.
И еще один странный импульс возник у меня.
Я почувствовал непреодолимое желание показать кому нибудь, кому-нибудь
из живых, великолепную вещь, которую я сделал.
Возбужденный творчеством и выпивкой, я спустился вниз и вежливо
постучал в дверь соседа, не зная даже, кто он.
Моим соседом был хитрый, старик по имени Джордж Крафт. Это было одно из
его имен. На самом деле старика звали полковник Иона Потапов. Этот древний
сукин сын был русским агентом и работал в Америке непрерывно 1935 года.
Я этого не знал.
И он поначалу тоже не знал, кто я. Нас свела слепая удача. Поначалу в
этом не было никакой конспирации. Я постучал в его дверь, вторгся в его
жизнь. Если бы я не вырезал этих шахмат, мы бы никогда не встретились.