"Курт Воннегут. Мать Тьма" - читать интересную книгу автора

И при том, что в моей жизни ничего не имело смысла, кроме любви, каким
же исследователем географии я был! Какую карту я мог бы нарисовать для
микроскопическою туриста, этакого субмикроскопического Wandervogel,
колесящего на велосипеде между родинкой и курчавыми золотистыми волосками по
обе стороны Хельгиного пупка. Если это образ дурного вкуса - прости меня,
Боже. Для психического здоровья необходимы игры. Я просто описал наш
собственный взрослый вариант детской игры "этот маленький поросеночек"...
О, как мы прижимались друг к другу, моя Хельга и я, как безумно мы
прижимались! Мы не прислушивались к тому, что говорили друг другу. Мы
слушали только мелодии наших голосов. В том, что мы слышали, было не больше
смысла, чем в урчании и мурлыканье кошек.
Если бы мы больше вслушивались, искали в услышанном смысл, что за
тошнотворной парой мы бы были! Вне суверенной территории нашего государства
двоих мы разговаривали как все патриотичные психопаты вокруг нас.
Но это не шло в счет. Только одно шло в счет - государство двоих.
И когда это государство прекратило существование, я стал тем, кто я
есть сейчас и буду всегда, - человеком без гражданства.
Я не могу сказать, что не был предупрежден. Человек, завербовавший меня
тем давним весенним днем в Тиргартене, - тот человек предсказал мне мою
судьбу достаточно хорошо.
- Чтобы как следует выполнять нашу работу, - говорила мне Моя
Звездно-Полосатая Крестная, - вам придется совершить государственную
измену, верно служить врагу. Вас никогда не простят за это, потому что нет
юридического механизма, по которому вас можно простить.
Максимум, что для вас будет сделано, - сказал он, - ваша шея будет
спасена. Но никогда не настанет то волшебное время, когда вы будете
оправданы, когда Америка: вызовет вас из укрытия ободряющим:
"Олле-олле-бык-на-воле".


Глава одиннадцатая.
ВОЕННЫЕ ИЗЛИШКИ...

Мать и отец мои умерли. Говорят, они умерли от разбитого сердца. Они
умерли, когда им было за шестьдесят, в возрасте, когда сердца разбиваются
особенное легко.
Они не только не увидели конца войны, но и никогда больше не увидели
своего блистательного сыночка. Они не лишили меня наследства, хотя,
вероятно, у них был большой соблазн это сделать. Они завещали Говарду У.
Кемпбэллу-младшему, отъявленному антисемиту, перебежчику и радиозвезде,
акции, недвижимость, деньги и личное имущество на сумму, которая в 1945
году, когда завещание было официально подтверждено, составляла сорок восемь
тысяч долларов. Ценность всего этого барахла, пройдя через подъемы и
инфляции, выросла к настоящему времени в четыре раза, обеспечивая мне
ежегодную ренту в семь тысяч долларов.
Говорите обо мне что хотите, но я никогда не касался основного
капитала.
В послевоенные годы, когда я жил чудаком и затворником в Гринвич
Вилледж, я тратил примерно четыре доллара в день, включая квартирную плату,
и у меня даже был телевизор. Вся моя новая обстановка, как и я сам, состояла