"Курт Воннегут. Мать Тьма" - читать интересную книгу автора

раз кончил третью - "Семьдесят раз по семь". Все три пьесы были в духе
средневековых романов и имели такое же отношение к политике, как шоколадные
\'eclairs.
В этот солнечный день я сидел в пустом парке на скамейке и думал о
четвертой пьесе, которая начала складываться в моей голове. Само собой
появилось название "Das Reich der Zwei" - "Государство двоих".
Это должна была быть пьеса о нашей с Хельгой любви. О том, что в
безумном мире двое любящих могут выжить и сохранить свое чувство, только
если они остаются верными государству, состоящему из них самих, -
государству двоих.
На скамейку напротив сел американец средних лет. Он казался глуповатым
болтуном. Он развязал шнурки ботинок, чтобы отдыхали ноги, и принялся читать
чикагскую `Санди трибюн' месячной давности.
На аллее, разделявшей нас, появились три статных офицера СС.
Когда они прошли мимо, человек отложил газету и заговорил со мной на
гнусавом чикагском диалекте.
- Красивые мужчины, - сказал он.
- Пожалуй, - ответил я.
- Вы понимаете по-английски? - спросил он.
- Да.
- Слава богу, нашелся человек, понимающий по-английски. А то я чуть
было не спятил, пытаясь найти, с кем бы поговорить.
- Вот как?
- Что вы думаете обо всем этом? - спросил он. - Или считается, что
надо обходить такие вопросы?
- О чем "об этом"? - спросил я.
- О том, что творится в Германии. Гитлер, евреи и все такое.
- Все это от меня не зависит, и я об этом не думаю, - ответил я.
- Это не ваш навар?
- Простите? - сказал я.
- Не ваше дело?
- Вот именно.
- Вы не поняли, когда я сказал навар вместо дело? - спросил он.
- Разве это обычное выражение? - спросил я.
- В Америке - да. Не возражаете, если я пересяду, чтобы не кричать,
- Если угодно, - сказал я.
- Если угодно, - повторил он, пересаживаясь на мою скамью. - Так мог
бы сказать англичанин.
- Американец, - сказал я.
Он поднял брови.
- Неужели? Я пытался отгадать, не американец ли вы, но решил, что нет.
- Благодарю, - сказал я.
- Вы считаете, что это комплимент, и поэтому сказали "благодарю"? -
сказал он.
- Не комплимент, но и не оскорбление. Просто мне это безразлично.
Национальность просто не интересует меня, как, наверное, должна была бы
интересовать.
Казалось, это его озадачило.
- Хоть это меня и не касается, но чем вы зарабатываете себе на жизнь?
- сказал он.