"Курт Воннегут. Судьбы хуже смерти. Биографический коллаж" - читать интересную книгу автора

Лишенные чувства юмора сочтут сказанное такой же чепухой и насмешкой
над серьезными вещами, как фантазию моей сестры про то, как она на роликах
осмотрит Лувр. Ладно, зато я говорю то, что есть. И пусть не принимают во
внимание мои кое-как сработанные книжки, пусть раскроют трагедию Вильяма
Шекспира "Гамлет", акт 3, сцена 4, - то есть до конца еще два акта, девять
сцен. Гамлет только что прикончил ничем не провинившегося перед ним,
преданного и докучливого старика Полония, приняв его за нового мужа своей
матери. И вот он выясняет, кого, оказывается, убил, после чего им
овладевает, скажем очень мягко, странное чувство: "Ты, жалкий, суетливый
шут, прощай!"*

/* Перевод М.Лозинского./

Ага, понятно, понятно, понятно. Все сказано. Пошлите за этим, из
Порлока. Давайте занавес. Пьеса кончена.
Даже для эссе, пусть такого короткого, как это, правило, которое я
формулирую так: "На две трети закончился шедевр, вовсе не нуждающийся в
последней трети", - часто сохраняет свою корректность. Мне требовалось
выразить всего одну мысль, и я ее выразил. Теперь предстоит то, что мама
определяла словом "дописать", а чтобы уже выраженная мысль не растворилась,
придется переливать из пустого в порожнее - вроде тех разговоров, когда
вечеринка идет к концу: "Ой, уже так поздно!" - "Милый, да у нас лед на
исходе!" - "Не помнишь, куда я повесил пальто?" - и прочее.
Применительно к пьесам в трех актах существует формула, не помню, кем
выдуманная, - вот она: "Первый акт - вопросительный знак. Второй -
восклицательный. Третий - конец абзаца". А поскольку нормальные люди в любом
искусстве интересуются только вопросительными и восклицательными знаками, я
придаю концам абзацев столько же значения, сколько успехам в живописи,
достигнутым папой и сестрой, иными словами, для меня конец - это хлоп, и
ничего более.
А что касается типа из Порлока с его ежедневными визитами, что касается
его роли в судьбе Колриджа, давайте поразмыслим, правда ли он каким-то
образом обездолил любителей поэзии. К тому моменту, когда вломился этот
проклятый мужлан, Колридж успел записать около тридцати строк и под конец
такие:

О, когда б я вспомнил взоры
Девы, певшей мне во сне
О горе святой Аборы,
Дух мой вспыхнул бы в огне,
Все возможно было б мне.*

/* Перевод К.Бальмонта./

Эта дева поет под звуки цимбал, а цимбалы - это глокеншпиль, штуковина
вроде трапеции, жутко уродливая, другой такой и не сыщешь.
Будь тот тип из Порлока у меня на посылках и знай я с определенностью,
чем там за дверью занимается Колридж, я бы послал своего подчиненного
барабанить в створки, как только поэт начертал две первые строки: