"Курт Воннегут. Рецидивист (или "Тюремная пташка") (роман)" - читать интересную книгу автора

- буркалы да лапы, а более ничего. Из карманов блокноты какие-то
торчат, карандашей везде понапихано, всюду за мной таскается и
картинки рисует - что ни увидел, тут же и зарисовал, а я еще
рисунками этими восхищаться обязан. Познакомишься с кем, тут же
спрашивают: что это за странный такой мальчик?- и приходится
отвечать честно, потому как на небесах не соврешь: "Это мой
отец".
Всякая шпана вечно его изводила, поскольку он на других детей
не похож. Не нравятся ему ни игры детские, ни разговоры. А шпана
загонит его в какой-нибудь угол, штанишки с него долой, трусики
и всю одежку прямиком туда, где адское пламя вырывается.
Углубление такое вроде колодца, только ни ведра нет, ни ворота.
А как через край перегнешься, слабенькие вскрики доносятся
откуда-то с глубокого, глубокого дна, Гитлера слышно, и Нерона,
Саломею, Иуду и прочих таких же. Так вот и вижу Гитлера: уж до
полной агонии дошел, а тут ему еще то штаны отцовские на голову
сваливаются, то трусики.
Каждый раз, как с него штаны сдирали, отец, задыхаясь от
ярости, бежал ко мне. У меня, понимаете, друзья новые появились,
таким воспитанным, приятным человеком меня находят, а тут,
откуда ни возьмись, папашенька: ругается на чем свет, и мошонка
его крохотная туда-сюда, туда-сюда, ветром ее раскачивает.
Я матери жалуюсь, а она: знать, мол, о нем ничего не знаю, да
и о тебе тоже знать не хочу, ей, видите ли, всего шестнадцать
лет сейчас. Так что с папашей мне одному пришлось управляться -
а как управишься, разве прикрикну, если уж совсем доведет:
"Папа, черт бы тебя подрал, вырастешь ты когда-нибудь?"
И так далее. Как ни верти, очень уж пессимистичный получался
рассказик, ну, я его и бросил.

x x x

Да, так вот, был июль 1945 года, и входит мой отец в ресторан
Стиджмейера - еще очень даже живой. Было ему тогда примерно как
мне сейчас: овдовев, он не проявлял желания снова жениться или
связь какую-нибудь завести, даже и не думал. Отпустил усы,
теперь и у меня такие же. А в ту пору я всю растительность
сбривал.
Подходили к концу времена жутких испытаний, то есть
планетарный экономический коллапс, за которым последовала
планетарная война. Воевавшие повсюду возвращались домой. Вы
думаете, папа мой уж наверняка об этом хоть вскользь помянул, о
том, что новая эпоха наступает? А вот и нет, ни словом ни
обмолвился.
Совсем про другое он говорил, да так интересно, - про то, что
с ним нынче утром приключилось. Ехал он на машине и видит:
старый дом сносят. Остановился, развалины разглядывает. И
замечает, что рама парадного из какого-то особенного дерева
сделана, из тополя, наверное. Могучая такая рама, фута четыре в
длину, а планки толщиной дюймов в восемь. Так ему рама эта