"Курт Воннегут. Рецидивист (или "Тюремная пташка") (роман)" - читать интересную книгу автора Так оно и было. Да у нее любое движение хоть невзначай, а
обязательно кокетливым выходило, любое словечко, а раз кокетничает, значит, верит, что жизнь должна продолжаться вечно, правильно ведь? Обаяния в ней было, Бог ты мой! Да, а меня между тем награждали за то, что все как по маслу шло. Родина меня медали "За заслуги" удостоила, Франция - ордена Почетного легиона, Великобритания и Советский Союз благодарственные письма прислали. Хотя вообще-то всем этим я Рут обязан, она прямо чудеса творила, и каждый, кого мы принимали да размещали, блаженствовал себе - хоть бы все вкривь и вкось шло. - Говорите вот, что вам жизнь отвратительна, откуда же у вас столько жизненной энергии берется? - спрашиваю. - Какой там еще энергии, - машет она рукой. - Детей у меня все равно быть не может, даже если захочу. Сами понимаете, напрасно она так думала. Просто вбила себе в голову. Кончилось тем, что она-таки родила сына - очень, между прочим, неприятный тип, он теперь рецензирует книжки в "Нью-Йорк таймс", да я уж говорил. Так вот мы с ней и беседовали в Нюрнберге, долго беседовали. Рядом с церковью Святой Марты разговор происходил, где нас свела судьба. Службы в этой церкви еще не возобновились. Крышу, правда, опять поставили, но где раньше окно-розетка было, пока что пришлось натянуть брезент. Старик-сторож рассказывал: окно это, а также алтарь бомбой с английского истребителя разворотило что, видно, счел случившееся одним из чудес, на какие вера подвигает. Должен сказать, мало встречал я немцев, которых огорчало, что их страна превратилась в руины. Мужчины их ни о чем другом и говорить не желали, только про баллистику - нет, ну надо же, как научились замечательно стрелять. - Жизнь, - говорю, - это не только детей рожать. А она в ответ: - Если б у меня родился, так уж точно урод какой-нибудь. Как в воду глядела. - Ладно, - говорю, - хватит про детей. Вы только подумайте, ведь совсем новая эпоха наступает. Мир наконец кое-чему научился, понял кое-что. Десять тысяч лет все как полоумные, только норовили побольше хапнуть, но теперь все, тут, в Нюрнберге, черта под этим подводится. Про это еще книги будут писать. И фильмы снимут. Самый важный поворотный пункт в истории. - Тогда я действительно так думал. - Знаете, Уолтер, - отвечает она, - мне иногда кажется, вам от роду восемь лет, не больше. - А больше и не надо, - говорю, - раз новая эпоха начинается. Тут по всему городу начали бить часы, шесть вечера. И в этом колокольном хоре новый голос прозвучал. Вообще-то не новый это был голос, только мы с Рут никогда его раньше в Нюрнберге не слышали. А был это густой бас Mannleinlaufen *, как называют особенные такие часы на Фрауенкирхе, которая стоит в стороне от |
|
|