"Курт Воннегут. Рецидивист (или "Тюремная пташка") (роман)" - читать интересную книгу автора

служащим сделаться, из тех, которые на жалованье, а не на
выборной должности. Я так рассуждал: раз у нас демократия,
значит, выше нет призвания, чем всю жизнь проработать на
правительство. Не угадаешь ведь, что за контора тебя наймет,
может, Госдепартамент, или там Бюро по делам индейцев, или еще
какая, вот я и решил образование получить такое, чтобы везде
пригодиться мог. Потому и подался на гуманитарное отделение.
Талдычу вот: я надумал, я рассуждал - а по правде-то, мне
тогда все в диковинку было, хорошо еще, думал за меня и
рассуждал человек намного старше годами, а я только под его
рассуждения подстраивался. Звали этого человека Александр
Гамильтон Маккоун, миллионер из Кливленда, в тысяча восемьсот
девяносто четвертом Гарвард кончил. Был он сын Дэниела Маккоуна,
сильно заикался и общества избегал. А Дэниел Маккоун из
шотландцев родом, инженер он, по металлам специалист, -
талантливый человек, но грубый, и принадлежала ему им же
основанная компания "Кайахога. Сталь и мосты", крупнейший он был
промышленник-работодатель в Кливленде, когда я родился. Нет,
подумать только, как давно это было! Я ведь родился в тысяча
девятьсот тринадцатом. Усомнятся ли нынешние молодые, если я,
глазом не моргнув, сообщу им, что в те времена неба над штатом
Огайо видно не было, когда пролетали стаи ухающих птеродактилей,
а бронтозавры весом в сорок тонн нежились да посапывали в тихих
заводях речки Кайахога? И не подумают усомниться.
Александру Гамильтону Маккоуну было сорок один год, когда я
родился в его особняке на авеню Евклида. Его жена Элис, в
девичестве Рокфеллер, была даже богаче, чем он сам, и время
большей частью проводила, скитаясь по Европе в обществе
единственного их ребенка, девочки по имени Клара. Ясное дело, и
мать, и дочку смущало, что мистер Маккоун так жутко заикается, а
еще больше - что он ничего от жизни не хочет, только сидеть у
себя на диване да книжки весь день читать, - вот они и старались
домой как можно реже заглядывать. А развод в ту пору был дело
немыслимое.
Клара, ах, Клара, жива ли ты еще? Как же она меня ненавидела!
Были еще другие, которые меня ненавидели. Были и сейчас есть.
Такова жизнь.
А до меня-то мистеру Маккоуну что за дело было, хоть я и
родился в его особняке, где царили тишина и несчастье? Мать моя,
Анна Кайрис, уроженка Литвы, которая в России, служила у него
кухаркой. А мой отец, Станислав Станкевич его звали, уроженец
Польши, которая в России, состоял при нем шофером и
телохранителем. Оба они мистера Маккоуна по-настоящему любили.
Он для них, и для меня тоже, на втором этаже своего каретного
сарая устроил очень миленькую квартирку. И когда я подрос, стал
я для него партнером по разным играм, в которые дома играют. Он
меня научил в очко играть, в ведьму, шашки, домино - ив шахматы.
Скоро только в шахматы мы с ним и играли - ни во что больше. Он
играл не очень-то. Почти все партии за мной оставались - может,
оттого, что он пил потихоньку. Похоже, выиграть он особо и не