"Вольтер. Простодушный (Философские повести)" - читать интересную книгу автора

Юноша Простодушный был похож на одно из тех выросших на бесплодной
земле могучих деревьев, чьи корни и ветви быстро развиваются, стоит их
пересадить на благоприятную почву. Как ни удивительно, такой почвой для
него оказалась тюрьма.
Среди книг, заполнявших досуг обоих узников, нашлись стихи, переводы
греческих трагедий и кое-какие французские театральные пьесы. Стихи, где
речь шла о любви, и радовали и печалили Простодушного. Все они говорили
ему о его бесценной Сент-Ив! Басня о двух голубях пронзила ему сердце:
он-то был лишен возможности вернуться в свою голубятню!
Мольер привел его в восторг: с его помощью гурон познакомился с нравами
парижан и одновременно всего рода человеческого.
- Какая из его комедий нравится вам всего более?
- "Тартюф", без сомнения.
- Мне тоже, - сказал Гордон. - В эту темницу вверг меня Тартюф, и
возможно, что виновниками вашего несчастья тоже были Тартюфы. А какого вы
мнения, о греческих трагедиях?
- Для греков они хороши, - ответил Простодушный.
Но когда он прочитал новую "Ифигению", "Федру", "Андромаху", "Гофолию",
он пришел в полное восхищение, вздыхал, лил слезы и, не заучивая, запомнил
их наизусть.
- Прочтите "Родогуну", - сказал Гордон. - Говорят, это верх
театрального совершенства; другие пьесы, доставившие вам столько
удовольствия, не идут с ней в сравнение.
После первой же страницы молодой человек вскричал:
- Это не того автора!
- Почему вы так думаете?
- Не знаю, но эти стихи ничего не говорят ни уму, ни сердцу.
- Ну, это из-за их качества.
- Зачем же писать стихи такого качества? - возразил Простодушный.
Прочитав внимательнейшим образом всю пьесу ради того лишь, чтобы
насладиться ею, Простодушный удивленно уставился на своего друга сухими
глазами и не знал, что сказать. Но так как тот требовал, чтобы гурон дал
отчет в своих чувствах, он сказал:
- Начала я не понял; середина меня возмутила; последняя сцена очень
взволновала, хотя и показалась малоправдоподобной; никто из действующих
лиц не возбудил во мне сочувствия; я не запомнил и двадцати стихов, хотя
запоминаю все до единого, когда они мне по душе.
- А между тем считается, что это лучшая наша пьеса.
- В таком случае, - ответил Простодушный, - она подобна людям,
недостойным мест, которые они занимают. В конце концов, это дело вкуса;
мой вкус, должно быть, еще не сложился; я могу и ошибиться; но вы же
знаете, я привык говорить все, что думаю, или, скорее, что чувствую.
Подозреваю, что людские суждения часто зависят от обманчивых
представлений, от моды, от прихоти. Я высказался сообразно своей природе;
она, мвжет быть, весьма несовершенна, но может быть и так, что большинство
людей недостаточно прислушивается к голосу своей природы.
После этого он произнес несколько стихов из "Ифигении", которых знал
множество, и хотя декламировал он неважно, однако вложил в свое чтение
столько искренности и задушевности, что вызвал у старого янсенпста слезы.