"Хава В.Волович. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

На стенах уборной появились нацарапанные призывы: "Жены и сестры,
присоединяйтесь к нашему протесту!", "Нас пытают!" "Иванов и Жуков вербуют
врагов народа".
Недолго думая, я сунула "и свое жито в чужое корыто", нацарапала
крупными буквами; "Протестуйте против побоев в НКВД!" "НКВД - сталинская
опричнина". И очень разборчиво подписалась.
Пониже я написала целый трактат: "При таком понимании коммунизма и
таких методах его построения наша страна превратится в необъятный город
Глупов с Угрюм-Бурчеевым во главе".
(Права была "Седая прядь" - Ревич-Русецкая: я была неотёсанной
"деревушкой", хотя и мнила себя Рылеевым.)
Все мои творения, конечно, списали и доставили следователю. Но в карцер
не посадили.
Взвинченность этого дня, вызванная страхом за мужей, призывами и
голодовкой, вечером завершилась общей истерикой.
На этом наша голодовка кончилась. Утром женщины стыдливо приняли
завтрак.
А так камера у нас была дружная, да и вообще за два года скитаний по
тюрьмам я не помню ссор и скандалов в камерах политических.
Мы не только грустили и плакали. Мы занимались самодеятельностью,
пересказом прочитанных книг, перестуком с мужскими камерами. Всё это
проделывалось на полушёпоте, чтобы не получить нагоняй от надзирателей.
А я стала "рожать" стихи.
Женщины всегда с доброжелательным любопытством ждали "новорождённых", и
во время "родов" старались мне не мешать.
У меня появился жуткий аппетит. Истощенный организм требовал пищи, а
еда становилась все хуже. Иногда на обед давали просто запаренную ячневую
сечку (испортились печи на кухне). В ответ на протесты, постоянно
находившийся под мухой завхоз заявлял, что мы не на курорте, что враги
народа и такой пищи не заслуживают.
Хорошо, что в лавочке раз в две недели можно было купить сало, сахар,
сушки, махорку.
Осенью тридцать седьмого года тюрьма стала быстро наполняться. На окна
повесили деревянные козырьки, и камера приобрела сумрачный и печальный вид.
По ночам и на рассвете нас будили страшные крики. Из нашего коридора
уже нескольких повели на расстрел. В том числе бывшего председателя
райисполкома Реву. Этот высокого роста, грузный человек наводнил грязное
местечко цветами, призывал к чистоте и культуре, построил баню, первую в
послереволюционной истории местечка.
В ноябре мне принесли обвинительное заключение: хулиганство в тюрьме.
Ну, слава богу! С этим можно мириться.
И я стала ждать суда.
А через короткое время в соседнюю камеру стали приводить жен
энкаведистов. Почти все местное отделение во главе с начальником Тейтелем
было арестовано. Арестован был и мой следователь, и прокурор, подписавший
обвинительное заключение.
В январе 37-го года принесли новое обвинительное заключение,
подписанное другим прокурором. 58-я, пункты 9-й и 10-й, часть вторая. Эти
пункты подлежат суду трибунала, и в марте меня повели в суд.
В комнате, куда меня привели, никого не было. Стоял длинный стол,