"Хава В.Волович. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

строчить во что горазд и что попало. Я написала, что действительно состояла
в организации и была в ней секретарем и казначеем; что "у нас" есть
подпольная типография; что вместе с крупной суммой валюты, полученной из-за
границы, она хранится в выгребной яме от недавно снесенной уборной возле
старой синагоги; что там же находятся списки всех членов организации. Что
всё это нужно забрать не мешкая, пока не начались осенние дожди, которые
могут затечь в яму и испортить документы и деньги.
И отправила свое сочинение следователю.
В полдень меня вызвали. В кабинете следователя находилось ещё человек
пять. Все были одеты по-дорожному.
Я вызвал вас затем. Чтобы уточнить место нахождения ямы, - сказал
следователь - И, может быть, вы сейчас назовёте хоть несколько фамилий.
- Нет. Фамилии вы узнаете из списков.
И подробно описала место нахождения ямы. Я была несколько разочарована:
я надеялась, что меня возьмут с собой, и мне удастся повидаться с кем-нибудь
из своих. Хотелось увидеть маму.
Меня отпустили, а поздно вечером снова вызвали к следователю. Он был в
кабинете один. Он не предложил мне сесть, как обычно, и я осталась стоять у
порога. Я нахально выпучила глаза, ожидая увидеть в его взгляде ярость, но в
нём дрожал смех
- Зачем обманула? - спросил он.
Так вас же правда не устраивает.
Мне было немного жаль, что обмануть пришлось именно его. Правда, он не
давал мне спать, но не кричал и не ругался на допросах и даже однажды
сказал, что будь его воля, он давно отправил бы меня домой.
Правдв, одна моя сокамернца, следствие которой он вёл, говорила, что он
умеет матюкаться как
грузчик, и даже раз ударил её.
Я тогда ещё не знала, что вежливость и грубость - методы, приёмы их
работы. За короткое время изучив своего "клиента", они знали, или думали,
что знают, на кого лучше действует ласка, а на кого - таска.
Мой следователь понимал, что ударь он меня или обругай нецензурным
словом - я начну кусаться или разобью себе голову о стенку. Ведь в моих
глазах он был всё же советским следователем, а не махновцем. Потребовались
годы и жестокая школа, пока в моём сознании не стёрлась эта грань.
Больше он меня допрашивать не стал.
Уром на одиннадцатые сутки (вместо пятнадцати) меня выпустили из
карцера и отвели в камеру. Женщины - их стало больше - тепло встретили меня,
расчесали мою кудлатую голову, заставили поесть... Моя просьба дать закурить
почему-то никого не удивила.
На допросы меня больше не вызывали, и я стала знакомиться с тюремной
жизнью.
Оказалось, что уборная служит не только местом для оправления
естественных потребностей и умывания, но и почтой. Грязная метла в углу
служила почтовым ящиком, вытяжная труба - стендом для наглядной агитации.
Как раз в эти дни наш следственный корпус был взбудоражен новостью:
камера "шостенцев", то есть работников завода из города Шостки, обвиняемых
во вредительстве, объявила голодовку в знак протеста против побоев и пыток
на допросах. Накануне во время прогулки кто-то подбросил нам записку с
призывом присоединиться к голодовке. Утром мы отказались принять пищу.