"Владимир Волосков. Где-то на Северном Донце (Повести)" - читать интересную книгу автора

задевал?
Участковый положил ручку на стол, подошел к ящику-сейфу, еще раз
осмотрел накладку и два здоровенных висячих замка. Ни единой царапинки.
Пожал плечами:
- Все в ажуре. А не отвез он эти бумажки в управление?
- В управление?.. - Ваня почесал стриженую макушку и вдруг простодушно
обрадовался: - А ведь точно. Наверняка увез. Он вечно воров боялся. Денег на
сберкнижке - слезы! А все равно ее под матрац прятал. А тут документы!
Завтра поеду - привезу.

Над Москвой полыхают зарницы

Едва Купревич успел переговорить по телефону с профессором Дубровиным,
как по радио объявили воздушную тревогу.
- Надолго, Коля? - спросил Купревич брата.
- Бог его знает, - безразлично откликнулся тот и устало зевнул: - Во
всяком случае, ваша светлость может не волноваться за свою августейшую
жизнь. "Юнкерсов" ближе окраин давно не допускают.
- А я и не волнуюсь, - огрызнулся Купревич.
Он и в самом деле не волновался. Но чувство настороженности и какой-то
тревоги все же заставляло прислушиваться к пальбе зенитных орудий. Так и
подмывало подойти к окну, отдернуть черную маскировочную штору, взглянуть на
пустынную вечернюю улицу.
- Ну, жди свою автомашину, а я спать. - Брат опять зевнул. - Хорошо,
если минут двести храпануть удастся, а то и раньше на службу вызовут.
- Что, много дел?
- Святая простота! Будто для тебя войны нет. Достается. Шутка ли,
каждые девять из десяти предприятий наркомата эвакуированы. На колесах! А
армия требует самолетов. Вот и крутись!
- Девять из десяти? - поразился Купревич. - Так как же там, на фронте?
- А так... - Брат горько усмехнулся и как был - в сапогах и
гимнастерке - завалился на диван. - Ждут новой техники. Заводы же того...
Тук-тук-тук. Нынче здесь, завтра там.
- Как же это мы так, Коля?
- Вот так. Фашист нас не спрашивал. Да что с тобой говорить?
Провинция... Погоди, денька три в столице поживешь - перестанешь
изумляться. - И повернулся спиной к Купревичу.
Тому стало жаль похудевшего, измочаленного заботами брата. Николай
работал в Наркомате авиационной промышленности, и ему в самом деле
доставалось. Он тоже только что вернулся из командировки и с минуты на
минуту ждал направления в новую. Николай уснул почти тотчас, продолжая
чему-то горько улыбаться во сне, будто не грохотали взрывы и не ревели
моторами истребители-перехватчики в черном небе над притаившимся в снежной
темноте огромным городом.
Купревичу же это было в новинку. Он уехал, когда Москва еще не знала
воздушных тревог. Потому сейчас, когда брат уснул, он погасил свет и,
отогнув штору, выглянул в окно.
Пустынно, тоскливо. Мутно сереет грязный мартовский снег. А в черной
высоте пляшут над крышами высоких безглазых домов оранжевые зарницы взрывов.
Купревич аккуратно задернул штору, включил свет и устроился на стуле