"Дмитрий Володихин. Осколки царства" - читать интересную книгу автора

подъезд и лестничной площадкой второго этажа всего на балл отличались от
фона в подъезде, где жил Игорь. То есть, четыре. Это небольшое, но ощутимое
все-таки отличие происходило из более высокой зарплаты для здешней
уборщицы: она обязана была привести в порядок большее количество
поверхностей. Ее жалованье явно относилось к категории классических
представительских расходов. На территорию фирмы можно было зайти через
единственную дверь, представлявшую собой подлинный бастион. Сталь в коже.
Камера - через нее охранник видел все, что творилось перед дверью. Фонарь
(освещать лица подозрительных персон). В комплекте с кожей, сталью, камерой
и фонарем пребывал также пневматический пистолет А-20, чудо русской
конверсии: на него не требовалось никаких разрешений, но, как сообщил Игорю
с доверительным выражением лица один из караульных, "в случае чего, с
десяти шагов черепную кость на раз дырявит". Охранников Игорь почти не
замечал, поскольку они были исключительно точно подогнаны в качестве
необходимой приставки к дверному комплекту. Дверь - два (новая), камера
никак не воспринимается, вне шкалы; "караульный" стол за дверью - три, так
как всякая стандартная офисная мебель оставляет впечатление тупости и
неудобства, а это было именно оно: годовалое черное приобретение, каких в
московских офисах 90-х годов двенадцать на дюжину, к тому же с
микроскоплениями пыли в микротрещинах крышки. Охранник тоже три, причем
независимо от конкретного человека, одетого в дешевый пиджак с дешевым
галстуком, повязанным на дешевой рубашке, но при выдающейся стойкости
стрелок на брюках, при общей высококачественной опрятности; собственно, без
немного тревожных воспоминаний о том, как эти самые стражи бастиона
принимают водку после ухода начальства - военные все-таки по способу жизни
люди, традицию пить можно приглушить, но никак не вытравить - и становятся
порой уж больно задиристыми (а ну как и полная невменяемость улыбнется
когда-нибудь хамской своей рожей!), без этих воспоминаний - два, а с ними -
верное три. Тут уж ничего не поделаешь.
Вообще, второй, третий и четвертый этажи принадлежали еще с советских
времен гостинице, тихо сдавшей в обход всех указов второй этаж фирме, где
работал Игорь, а четвертый какому-то туристическому агентству. "Туристы"
проявили неуемную инициативу, испортив все лестничные клетки дома
отвратительными плакатами: море-солнце-пальмы, стерильная женщина до
половины из воды, на лице нарисована барби-улыбка. Мужчины - все, вне
зависимости от возраста, национальности и сексуальной ориентации - примерно
одинаково оценивали перспективы близости, которая могла бы последовать за
знакомством с таким экземпляром: приятнее всего было бы дать пинка, чтобы
посмотреть, как затрепещет спортивная попка; на прочее никого не тянуло.
Наиболее угрюмые личности по дороге домой обращали к резиновым бедрам
укоризны: "А ты поживи, попробуй, на наши триста". Или: "Ну и жуй свое
поганое баунти".
Между прочим, перед дверным бастионом и в непосредственной близости
от море-пальм в давние времена поставлен был стол и два стареньких кресла
для курильщиков. За столом сегодня сидела благородная Елена Анатольевна.
Реальность "паровозного" стола гармонизировала реальность боевого поста
охранников; роскошь Елены Анатольевны уравновешивала кошмар баунти в
купальнике. Игорь восхитился этому блистательному перекрестку. Шкала
предлагала очень разные баллы для эмпирики стола-кресел-дамы и для общей,
более высокой по интеллектуальному уровню эстетики перекрестка.