"Дмитрий Володихин. Половодье зноя ("Восход зимы" #1)" - читать интересную книгу автораскажем, хвалит местную сикеру, мол, знатное питье... Или, например, кормит
коня каким-нибудь лакомством, дружески похлопывает скотину по морде, приговаривая совершеннейшую бессмыслицу, как и положено делать, когда разговариваешь с конями, любит он конягу, да и как его не любить, редкой крепости нужно существо, чтобы хребтина выдерживала эдакую тяжесть, - так вот, сотник, значит, кормит-похлопывает-приговаривает, а конь прядает ушами и легонько пятится: хозяин-то хозяин, давно знакомы, да и говорить пытается все больше по-человечьи, а все-таки до чего похож на медведя, того и гляди лапы раскинет, заревет ужасно и загрызет до смерти... И уж совсем явным было родство сотника с медвежьей породой в двух других случаях: во-первых, когда он залезал в канал и отмывал грязь. Поглядев на Пратта, на пучки его мышц, на узлы их, потягивания и перекаты, даже самый драчливый драчун отказался бы от мысли хотя бы раз в жизни затеять спор с этим человеком. Задерет... И, во-вторых, время от времени Пратт гневался. Действующему сотнику вообще всегда найдется, на что гневаться, даже если рядом с ним отсутствует неприятель. Трудно представить себе в полной мере отчетливо, какие именно слова и в каком количестве извергает глотка сотника, когда он видит покосившуюся коновязь. Вот, смотрите, коновязь, а вот вся её родня, друзья-приятели, множество сопутствующих предметов, а также... как бы получше выразиться? - многочисленные нежные воздыхатели оной коновязи, способствовавшие приведению её в покосившееся состояние. Важно не то, что говорит сотник в подобных случаях. Важно - как. А в самом деле - как? Да так, что любому серьезному медведю стало бы чертовски завидно. А теперь Бал-Гаммаст нашел только три стрелы, израсходовав всю связку, и брови этого самого медведя собрались в кустистый треугольник, лапы, то сотника приняло такую неуклюжую позу, что любому непредубежденному человеку стало бы понятно без подсказок: да, если уж медведя довели до столь высокого градуса недоумения, то дело серьезное. - Ну что ж, дело хозяйское, Балле... Ты не обычный воин, к чему тебе беспокоиться... - А если бы я был обычным воином, твоим солдатом, Пратт, что бы ты сделал со мной? Высек? Лишил жалования? Медведь качает головой, мол, жалование - святое, отбирать его хуже, чем выливать пиво не в рот, а не землю, неужели мы изверги какие-нибудь? - Побил бы? Морщится. Может, конечно, и помял бы солдатские косточки для порядку, но болтать об этом - к чему? Хорошая собака не лает, а кусает. Нет, молодой человек, эту возможность мы утопим на дне болота. - Э-э... ну а что? - Ты нашел бы, помет онагрий, хоть половину связки. Не меньше. Через седьмицу, через месяц, через круг солнечный, а все равно нашел бы. Клянусь бородой! - Через месяц, Пратт? Врешь же ты, дедушка. Мы бы ушли от этого места, неужто ты специально отправил бы меня отыскивать стрелы? Да врешь же ты, дедушка! Видит Творец, врешь. Медведище пожал плечами. Стояло бы рядом дерево, подвернулось бы дерево под медвежье плечо, так дереву не сдобровать. От единого неосторожного толчка упало бы оно, как воин, павший на поле боя. Словом, Пратт пожал плечами энергично и укоризненно. |
|
|