"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

тирании советского режима, который переживал каждый интеллигент.
- Садитесь, - сказал субъект и достал из кармана печатный бланк
протокола.
Меня обыскали. Отобрали имевшиеся при мне документы, удостоверяющие
личность, и все наличные деньги. Во время обыска один из матросов сунул в
карман полфунта чаю, другой овладел моим сахаром. Субъект в студенческой
фуражке заполнил бланк протокола ответами на обычные вопросы об имени и
фамилии, роде занятий и внес туда же сведения об отобранных у меня
документах и деньгах. Чай и сахар, а также золотые часы и два браслета жены
в протокол не попали.
- Идемте! - сказал студент.
- Сейчас вернется жена, - сказал я. - Она пошла на пять минут к
соседям, разрешите мне подождать ее, проститься.
- Не могу, - сказал субъект. - Об аресте ей передаст комиссар дома.
Впрочем, вам беспокоиться нечего. Продержат дня два и отпустят, раз вы
невиновны.
- Но что же мне вменяется в вину?
- Контрреволюция. Донос был.
После некоторого колебания я вдруг заявил:
- Почему же вы не внесли в протокол драгоценности моей жены? Эти
безделушки стоят сравнительно пустяки, но это для нее память. Потом у нее
ничего кроме них нет, деньги вы все забрали, ей не на что будет
существовать. Она могла бы хоть заложить эти вещи.
- Какие браслеты? - спросил субъект. - Я не брал ничего.
- Да, но вот товарищи матросы...
Один из матросов, белобрысый, с рысьими крошечными, совершенно
бесцветными глазками и квадратной плоской физиономией, как я узнал
впоследствии, латыш, сощурился на меня.
- Что он врет! - сказал матрос студенту. - Мы ничего не брали. Никаких
браслетов там и не было. Это все их буржуйские штучки, мать их...
- Совершенно правильно, товарищ, - нагло подтвердил другой.
- Чего же вы? - недовольно пробормотал субъект. - Вероятно, жена
спрятала эти вещи, а вы на людей понапрасну сваливаете. А знаете ли вы, что
им за это грозит? У нас за это никакой пощады, прямо "к стенке". Чистый
"размен".
Я не стал возражать, хотя собственными глазами видел, как вещи исчезали
в карманах матросов.
- Ну, ступай! - проскрежетал латыш, толкнув меня прикладом в спину.
И мы пошли. Когда я покинул квартиру и вышел на улицу, меня объяло
ощущение какого-то нравственного отупения и полного безразличия. Я
чувствовал, что, очутившись во власти этих людей, беззастенчиво наглых, мне
нечего ждать правосудия или даже намека на какую-нибудь справедливость.
"Это начало... это смерть..." - мелькнуло у меня в голове.
Меня привели в обширную комнату в доме " 7 по Екатерининской площади.
Здесь сидел дежурный следователь, молодой человек с бритым симпатичным
лицом, по-видимому студент. Он, просмотрев мои документы, вписал мою фамилию
в дежурную книгу.
- В чем вас обвиняют? - спросил следователь.
- Я вас об этом хочу спросить, - возразил я.
- Однако вы, вероятно, что-нибудь да чувствуете за собой?