"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

гибли. Одна дама отказалась дать солдатам свой самовар, и ее за это тут же
расстреляли. Таких случаев было очень много. Смерть нас не страшила сама по
себе - жизнь стала уж очень тяжела, но не хотелось своей смертью доставить
удовольствие большевикам. Это сознание давало силу молча терпеть мелкие
невзгоды и унижения.
Варенье наши комиссары варили с упоением. Ягоды им приносили из сада
наших знакомых, дом которых был реквизирован. Наши обыкновенные медные тазы
оказались для них недостаточными, они достали себе где-то таз совершенно
невероятного размера, вроде теба для мытья, он едва помещался на нашей
большой плите. Комиссар П-о, вернувшись с карательной экспедиции в одно
село, где он проявил такую жестокость, что жена его даже была потрясена, сам
стал варить вишневое варенье в огромном тазу. Я в это время чистила тут же
картошку. В туфлях и без верхней рубашки, снимая с варенья пенки, комиссар
задавал мне очень странные вопросы о многих знакомых. Я сидела, опустив
глаза, боясь выдать взглядом свою ненависть, и старалась отвечать ему как
можно глупее, - я женщина, ничего не понимаю, и только боюсь, когда
стреляют.
Варенье и все заготовки на зиму делались, как в помещичьих домах.
Вообще, жены всячески заботились о благоустройстве своего дома. Они ходили в
дома расстрелянных и, не стесняясь присутствием родных, отбирали себе
нравящиеся и нужные им вещи. Таким образом, появлялись ковры, мебель,
посуда, одежда. Когда мыли в кухне их серебро, я всегда смотрела на инициалы
и сейчас же узнавала, чьи это были вещи!
Все это не мешало женам быть даже религиозными, хотя мужья и отрицали
все решительно. Комиссарша показала мне раз образ Николая Чудотворца и
сказала, что она считает его особенным покровителем своего мужа. Сестры
недавно потеряли своих родителей и служили по ним панихиды - надевали
траурные шляпы и белые платья с кружевами и торжественно шли к батюшке
просить его отслужить панихиду. Обращались они к священнику, всячески
большевиками гонимому, находя, что другой священник, который к ним изо всех
сил подделывался, не так хорошо служит и молитва его до Бога не дойдет.
Когда я в праздник шла в собор, они давали мне записочки - за здравие и за
упокой, сами они идти в собор боялись, так как там покоились мощи Святого.
Именины у наших комиссаров праздновались с большой торжественностью,
как в доброе старое время; дня за два уже начинали готовить, приглашали для
помощи бывшую кухарку одних помещиков, пекли множество всяких тортов и
пирогов. Вечером являлись гости, пили, главным образом, лиловый денатурат.
Раз и меня пригласили - отказаться было невозможно. Дико было сидеть в
собственной столовой и видеть такие все страшные лица, точно дурной сон. Все
шло довольно чинно, только под конец, когда денатурат стал действовать,
коммунисты начали богохульствовать, но я могла уже уйти.
Приглашали они не только "своих" - большевиков, но и разных служащих,
бывших буржуев, что не мешало их, чуть не на следующий же день,
расстреливать почти без причин. Раз по просьбе жены несчастного я просила
комиссара помиловать одного его служащего С-го, который часто у них бывал и
развлекал их даже пением романсов. "Он будет расстрелян", - ответил
комиссар. "За что?" - спросила я. "Он хвалил советскую власть, он - бывший
судейский! Он все лгал". Так поплатились многие, кривившие душой.
С продвигающимся наступлением белых армий террор усилился. За каждый
город, взятый белыми, гибли заложники - все самые лучшие и видные местные