"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

заниматься самоистреблением. Последние дни существования советской власти в
России дадут нам, вероятно, потрясающие картины поглощения советской власти,
обладающей тенью законности, чрезвычайками. Но сейчас страшно не то. Ужас
заключается в том, что чрезвычайки стали орудием истребления интеллигенции -
мозга страны. Адвокаты, врачи, инженеры становятся ее обычными жертвами.
Никакое обвинение к ним не предъявляется; они виновны только тем, что они
интеллектуально стоят выше черни. Из грязных подвалов, из зараженных тифом и
туберкулезом кварталов вырвался темный зверь и грозит уничтожить все, что
стоит выше его. России угрожает превратиться в духовную пустыню, без
университетов, музеев, библиотек и лабораторий. Борьба с большевиками есть в
то же время спасение остатков русской культуры.

Барановская
Типы Гойи

(из воспоминаний о 1919 г.)87 Берлин, Фриденау. Wiesbadener Str. 3 bei
Hilger" (Архив Гуверовского института, коллекция С. П. Мельгунова, коробка
1, дело 3, лл. 10-29).}

Красный террор продолжается...
Живя спокойно заграницей, вспоминаешь то, что было у нас несколько лет
тому назад. Тяжело говорить о том, как большевики разрушали наш уютный,
цветущий городок (речь идет об одном из южных губернских городов), сколько
людей - и все самых лучших - они уничтожили. Расстрелы шли беспрерывно,
иногда за одну ночь гибло до 80-ти человек, не успевали зарывать, как
следует. Был случай, когда один офицер, не до конца застреленный, сумел
сбросить с себя небольшой слой земли, которым его засыпали, и доползти,
истекая кровью, до первого домика. Там его впустили, но сейчас же дали знать
в чека, и бедного молодого человека убили уже окончательно... По большей
части расстреливали связанных попарно и в одном белье, верхнее платье
снимали еще в тюрьме - оно доставалось палачам и они жалели испачкать его
кровью. Был случай, когда зараз расстреляли трех матерей с детьми (9 авг.
1919 г.), также связанных вместе. Шофер, отвозивший их за город, к месту
казни, плакал, рассказывая об этом расстреле. Другой шофер, возивший
постоянно приговоренных, кончил самоубийством. У одних наших знакомых Р.
было несколько больших собак, голодных и худых - с продовольствием даже для
людей становилось все хуже и хуже. Вдруг заметили, что собаки эти по ночам
куда-то исчезают и, день ото дня, делаются толще. Это показалось странным.
Хозяева проследили, что собаки бегают к оврагам, куда сваливали
расстрелянных. Их поспешили отравить.
Никто не был уверен в завтрашнем дне: доносы прислуг, обыски,
выселения, аресты. Есть становилось нечего, приходилось выменивать у
крестьян оставшиеся вещи на продукты. Бабы особенно любили салфетки с
большими метками - они носили их, как платки, меткой на спине. Но и вещи
трудно было сохранить - большевики брали все без разбору, и иногда можно
было видеть тянущиеся по городу обозы с награбленным добром, которое свозили
по комиссариатам, где делили между собой. Если расстреливали мужа,
чрезвычайники на другой же день являлись к жене, дочиста ее обирали,
всячески издевались и выгоняли из квартиры - таков был обычай.
И вот, на фоне этого ужаса, этого страшного человеческого горя,