"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

Подходили последние, самые страшные дни господства большевиков над
Киевом. Недели за две до прихода Добровольческой Армии51 привезли в ВУЧК 29
человек судейских. На них смотрели, как на заложников. Относились к ним даже
как будто снисходительнее, чем к другим. Давали им свидания. Говорили, что
Мануильский, комиссия которого еще существовала, затребовал их списки.
Большинство судей были старики, больные. Все были уверены, что положение их
лучше, чем других. Пугал только возможный увоз в Москву.
Бывший мальчик из кинематографа, помощник коменданта Извощиков, явился,
просмотрел список и некоторых из юристов приказал отправить в больницу, при
Лукьяновской тюрьме. Шансы на спасение увеличивались, так как тюрьма была не
так на глазах, и людей там забывали. Юристы сравнительно спокойно ждали
своей участи, некоторых из них освободили по хлопотам родных.
Вдруг в пятницу, 9 августа, появилась комиссия по разгрузке тюрем.
Быстро стали разбирать дела, опрашивать. Многих освободили. ВУЧК совсем
очистили. Перевели всех заключенных в самое страшное место в Губ. ЧК. Там
сразу пошли строгости, грубость и издевательства. Всех обыскали, все
отобрали.
- Теперь мы вашим покажем, - повторяли тюремщики, точно раньше у них
был не застенок, а благотворительное учреждение.
В понедельник и вторник шли усиленные, торопливые допросы. Судейских
спрашивали: "Вы участвовали в процессе Бейлиса?"52 Если ответ был
утвердительный, смертный приговор был неизбежен. Заключенные предчувствовали
свою судьбу. Молодой товарищ прокурора Гейнрихсон, когда вели его в Губ. ЧК,
успел передать няне своих детей образок.
Расстрелы производились почти непрерывно и раньше. В июне, в июле, в
августе каждую ночь расстреливали. Но последняя неделя была уже настоящая
бойня. Большевики предполагали, что им придется 14 августа сдать Киев. 9
августа они закрыли Концентрационный лагерь, потом ВУЧК. До последнего дня
существовал Особый отдел. В Особом отделе сидели заподозренные не только в
сочувствии, но и в организации контрреволюции. Там дела решались обычно
очень быстро - свобода или смерть.
В понедельник сестра раздала в Особом отделе 80 обедов. В тот же день
она нашла в темном шкафу-карцере молодую интеллигентную женщину. Она служила
в военном комиссариате и, по-видимому, была уличена в передаче каких-то
сведений армии Деникина. Ночью ее расстреляли.
В среду уже никого из арестованных в Особом отделе не было. Сменилась
стража. Никто ничего не знал о судьбе исчезнувших заключенных. Нельзя было
понять, кто жив, кто убит. На следующий день появился в газетах список: "В
ответ на расстрелы коммунистов Добровольческой Армией мы расстреливаем
таких-то..." Дальше шли имена.
В ночь на четверг привели человек двенадцать молодых людей, только что
арестованных. Среди них был 17-летний студент Глеб Жикулин, сын известной
всему Киеву начальницы гимназии. Были отец и сын Прянишниковы. Они лежали на
носилках жестоко избитые. Был офицер Ткаченко, также избитый. Эту всю партию
перед казнью жестоко били. Они знали свою судьбу, но держали себя спокойно и
твердо.
В субботу санитары сказали сестре, что на их пункте никого больше нет.
У дома стояли караульные, в палисаднике соседнего дома князя Яшвили пьяные
солдаты валялись на траве, спали на креслах, вытащенных из дома.
Сестры боялись, что их самих могут арестовать, но все-таки задали