"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

- Спать не могу. Всю ночь мертвецы лезут...
Такие речи редко срывались с уст деятелей Чрезвычайки. Они творили свою
кровавую работу, самоуверенно и дерзко, не боясь человеческого, а тем более
Божеского правосудия. Если бы им почудилось, что в сестрах таится хоть
что-нибудь опасное для них, расправа была бы коротка. Но сестры были
осторожны.
А все-таки одна сестра, Мартынова, была расстреляна. Ее заподозрили в
сношениях с Добрармией. Арестовали, потом выпустили. Опять взяли и
расстреляли.
Опасность постоянно угрожала сестрам.
Как-то раз сестра ночевала в Концентрационном лагере и слышала, как
комендант, проходя под окнами, сказал:
- Сестру такую-то придется арестовать.
Ей стало страшно. Лучше, чем кто-нибудь, знали сестры, что такое власть
Чрезвычаек.
Когда рано утром к ней постучали, она была уверена, что пришел конец.
- Сестра, идите на кухню, на счет обеда, - раздался голос. Она
вскочила. Значит, опасность миновала.
Они все время шли как по лезвию ножа. Под конец, когда началась
эвакуация, коменданты откровенно говорили им:
- Мы увезем вас с собой. Вас нельзя оставить, вы слишком много знаете.
Часть нас останется в Киеве, будем вести конспиративную работу против
Деникина. Вы почти всех нас знаете в лицо. Вас надо или увезти, или
отправить в Штаб Духонина (на большевистском жаргоне это значит - убить).
Сестры были так поглощены своей заботой о заключенных, что сознание
собственной физической опасности отходило на второй план. Несравненно
труднее было преодолевать моральное отвращение к большевистским чиновникам,
с которыми приходилось все время иметь дело. Тяжело было пересиливать в себе
непрестанную муку состраданья.
"Я не знала раньше, что можно, не говоря, понимать. Мы видели,
чувствовали все их мысли, - писала одна из сестер в письме к родным. - Перед
нами открылось бесконечное количество душ человеческих. Столько глаз
смотрело мне в душу, стольким я заглянула далеко, далеко в то, что таится в
глубине человеческого существа, в его святое святых. Столько их прошло
передо мной, что до сих пор трудно опомниться, а тем более - забыть. Тот,
кто хоть раз смотрел в глаза уходящих из жизни, хоть раз читал в них эту
бесконечную тоску по тому, что зовется жизнью, тот вряд ли забудет их.
Таинство смерти вырвалось в таинство жизни, сокрушая, уничтожая и точно
насмехаясь. Эти замученные, исстрадавшиеся люди проходят передо мной, как
тени. Вокруг нас была бездна горя, море крови, толпы измученных людей и тут
же рядом пьяный разгул, оргии и пиры сотрудников роковой ЧК.
Жить в этом кошмаре, видеть все это - и то трудно было оставаться
здоровым. А для сотрудников ЧК это невозможно. Когда передо мной встают
образы Авдохина, Терехова, Асмолова, Никифорова - комендантов ВУЧК, Угарова,
Абнавера и Гуща из Губчека, то ведь это все совершенно ненормальные люди,
садисты, кокаинисты, почти утерявшие облик человеческий".


III. Система запугивания