"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

бумаге печатались какие-то большевистские газеты. Само собой разумеется, что
та же участь постигла и "Киевлянин". В. В. Шульгин был даже арестован
большевиками; после предстательства городского головы Рябцева он был
освобожден.
Это был, вообще, один из героических моментов в истории нашей Городской
Думы. Большевики с нею, до известной степени, считались. И Дума - в
частности, городской голова Рябцев - делала все, что было в ее силах, для
защиты населения и города.
Понятно, за три недели большевики не могли успеть создать свои новые
учреждения и органы. В различные учреждения были ими назначены комиссары.
Суд был закрыт, и адвокатура упразднена. Говорили о предстоящем переезде в
Киев харьковского Совнаркома, но он до нас так и не доехал. В опубликованном
списке назначенных Украинских Народных Комиссаров не было ни одного
известного имени. Комическое впечатление производило назначение г-жи Бош
комиссаром внутренних дел. Комиссаром юстиции был назначен какой-то
Люксембург; никто ни раньше, ни после ничего о нем не слышал, и мы
спрашивали друг друга, сделано ли это назначение в честь Розы Люксембург или
в честь опереточного графа Люксембурга...
Во время пребывания большевиков в Киеве заканчивались мирные переговоры
в Бресте, и в один прекрасный день мы получили текст подписанных
большевиками условий мира. Впечатление было потрясающее. Слухи о том, как
разговаривал с русской делегацией генерал Гофман и, как и он, наподобие
Николая I, проводил на картах по линейке черты будущих границ, усиливали
чувство унижения и стыда, которое все мы в этот момент испытывали.
Театральные приемы, которыми хотела спасти свое достоинство русская
делегация - подписывание, не читая, и т. д., - производили впечатление
жалкой и неуместной комедии.
Помню, как я поднимался по Караваевской улице, читал выпущенную только
что телеграмму о мире. "Вот вам и мир без аннексий и контрибуций!" - крикнул
мне кто-то с проезжавшего мимо извозчика. Я оглянулся и встретился взглядом
с экспансивным д-ром Б.
Итак, сепаратный мир между Германией и Россией был подписан. "Посылкой
Ленина в Россию, - пишет в своих мемуарах генерал Людендорф, - наше
правительство взяло на себя особую ответственность. С военной точки зрения
поездка оправдывалась: Россия должна была пасть". И она действительно пала.
Текст подписанного мира сообщили нам не полностью, и мы не могли тотчас
увидеть, как он отразится на судьбе нашего города. Рада, бежав из Киева,
заседала в Житомире; о ее переговорах с немцами ничего еще не знали, но уже
в ближайшие дни после получения первой телеграммы о мире по городу стали
ходить слухи о германском наступлении на Украину. Вскоре стало заметно
смущение и у самих большевиков. А еще через пару дней одна из местных газет
осмелилась перепечатать приказ одного немецкого генерала, в котором
говорилось, что германская армия, по просьбе представителей дружественного
украинского народа, идет освобождать Украину из-под власти большевиков.
Наступление немцев шло с фантастической быстротой. Никакого
сопротивления им не оказывали. Через каких-нибудь 7 дней после подписания
мира они были уже в Киеве. При этом вступление немецких войск в город еще
было задержано на день или два, пока прошли на восток эшелоны чехо-словацких
полков.
Большевистские власти вели себя в последние дни совсем по-мальчишески.