"Сергей Волков. Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха" - читать интересную книгу автора

В армии для провинившихся солдат тюрем нет. Зато есть гауптвахта. Это
что-то среднее между КПЗ и СИЗО. На гауптвахту, в просторечии "губу", сажают
защитников Отечества, задержанных патрулями вне части без увольнительных,
нарушителей формы одежды, казарменных драчунов, а так же пойманных на
воровстве. Ну, или вот таких, как я.
Губа - это своеобразное чистилище. Кто-то, отсидев пять, десять,
пятнадцать суток, возвращается оттуда в часть, а кто-то отправляется
дальше - на настоящую зону или в дисбат.
Мне светит именно дисбат. Дисциплинарный батальон. Порядки там, по
слухам, куда как хуже, чем на зоне. В дисбате, или, как его еще называют,
"дизеле", все ходят только строем, спят по шесть часов и много работают -
"от забора и до обеда". Дисбатовские носилки - это двухсотлитровая железная
бочка с приваренными вместо ручек ломами. Дисбатовская лопата вдвое больше
обычной. У дисбатовцев нет выходных и праздников. На их форме нет знаков
различия, а ремни - из толстого брезента.
И самое главное - отсидев в дисбате год или два, солдат потом обязан
дослужить положенный срок. Мне дадут по максимуму - два года. И еще год и
десять месяцев я буду дослуживать. Всего получается почти четыре года.
Больше, чем в морфлоте.
Но прежде меня ждет губа, трибунал или выездная коллегия военного суда
и прочие прелести. Пока же я сижу в камере временного содержания,
находящейся в штабе. Губа - это в Пскове, рядом с комендатурой. Туда меня,
судя по всему, повезут завтра.
Погруженный в невеселые думы, я брожу из угла в угол, сунув руки в
карманы. В армии руки в карманах держать не положено, но сейчас я вне закона
и наслаждаюсь этими крохами свободы, очень относительной свободы - как
человек может быть свободным под замком?
КВС маленькая, два на два метра. Окна нет, стены выкрашены экономичной
зеленой краской, под высоким потолком - тусклая лампочка. Вместо кровати
здесь имеется деревянный щит, напоминающий поддон для кирпича. В туалет меня
должен выводить караульный, он мается за дверью, в коридоре. Еду - завтрак -
принесут только утром. Делать нечего, спать не хочется. Кроме всего прочего,
в камере довольно прохладно.
Чтобы как-то отвлечься и скоротать время, я начинаю вспоминать события
последнего времени. Жизнь моя, похожая до той злосчастной поездки в Москву
на широкую, полноводную реку типа нашей Волги, а то и озеро с неспешно
движущейся водой, резко переменилась и стала больше напоминать бурный горный
поток, извилистый, пенный, клокочущий на перекатах, дробящийся в брызги о
мрачные скалы, пытающиеся преградить путь свободно несущейся воде.
Конь. Он - корень всех бед и поступков.
Нет, неправда. Нужно быть честным с самим собой. Не конь, а я сам
виноват. Это я открыл шкатулку, это мое любопытство заставило взломать
замочек и сунуть нос туда, куда поколения предков - людей, надо думать,
далеко не глупых! - не залезали даже в помыслах.
Так что винить некого. Я напоролся на то, за что боролся. Конь
поработил меня. Или - освободил? Как ни странно, новая жизнь мне все же
больше по сердцу, чем прежняя, размеренная и неспешная. И когда я оставил
фигурку, подсознательно я тосковал по ней. Даже не по ней, а именно по
ощущениям, даруемым ею. Я тосковал по бурной горной реке. Она веселее,
интереснее, ярче, мощнее, чем медленно катящая свои воды Волга.