"Сергей Волков. Год французской любви (Роман в историях) " - читать интересную книгу автора

За минувшие со дня основания пионерской организации годы "дети
рабочих" все больше и больше накапливали в себе острую неприязнь ко всякого
рода официозу, мероприятиям разным, а тут ещё отцы и старшие братья чуть не
все поголовно - сидельцы, привезшие с зон и "химий" неписаный закон: кто
сотрудничает с администрацией, тот - сука. Не в смысле - самка собаки, а в
смысле - ссучившийся индивид.
В нашем четвертом "а" пацанов, знакомых с подобной выкладкой не
понаслышке, а непосредственно из первых рук, было немало. Понятное дело,
они-то, этакий актив класса наоборот, и были "крутыми", а остальные звались
"чушками". Не куришь? Не ругаешься матом? Учишься хорошо? Значит - чушок...
Я чушком быть не хотел, и поэтому изо всех сил старался "выбиться в
люди". Курил. Дрался. Портфели ни за кем из актива наоборот не носил (чушки
- носили). Но - прокололся, став председателем. Значит - приблизился к
администрации. С этого все и началось...

Апрель. Весна в самом соку. Все течет, все изменяется, сугробы
почернели, осели, покрылись тонкой и блестящей корочкой льда, ажурной,
точно кружево. Если полоснуть по такому сугробу прутом или палкой
какой-нибудь, все это ледяное кружево с еле слышным шорохом и едва уловимым
для уха звоном обрушиться, и на мгновение станет жалко, что ты совершил
такое, чего исправить, восстановить уже невозможно...
Солнце заливает весь город своим яростным светом, точно оно с ума
сошло, безжалостно растапливает снег, высвечивает, вытаивает, выплавляет из
него всю дрянь, весь мусор, всю грязь, что накопилась за долгую зиму в
сугробах. Но вот удивительное дело - под палящими лучами никчемные, а то и
откровенно отвратные вещи выглядят совсем по иному, и пацанва радостно
собирает в карманы вытаявшие пуговицы, ключи, ржавые гайки, гвозди,
какие-то обломки, шпильки, расчески и прочую дребедень. Потом, дома, все
это богатство будет безжалостно извлечено из грязных продырявленных
карманов и выброшено под канючание и вопли оскорбленных сборщиков, а на
завтра все пойдет с начало, ибо поисковый азарт - штука великая и разуму не
поддающаяся.
Отдельная тема в апреле - вода. Ручьи и чуть не целые реки её, текущие
по щербатым улицам и ухабистым дворам Средневолжска, манят к себе, влекут,
и влечение это сродни тому, что двигало Колумбом, когда тот снаряжал свои
каравеллы.
Старыми ножами из щепок, веток, досок, палок выстругиваются цыпкастыми
пацановскими руками по всему городу корабли и кораблики, и вот уже несутся
по мутным, в бензиновых разводах, "рекам" флотилии гордых парусников, а в
необъятных "морях" меж полузатонувших окурков и всякого сора происходят
морские баталии, окруженные разлетающимися окрест брызгами и сопровождаемые
дружным хлюпанием простуженных носов.
Однако плавания "вокруг дома" и экспедиции "до гастронома" - не для
настоящих моряков. Настоящим морякам подавай кругосветку, подавай шаткую
палубу под ноги и северный ветер, ох нет, норд-вест в лицо! Риск подавай!
Чтоб все взаправду, как в кино и в книгах!
Настоящие моряки в Средневолжске собираются позади городской бани.
Там, на дне небольшого овражка, заваленного всяким сором, досками, остовами
машин, какими-то ржавыми железными бочками и прочими отходами людской
жизнедеятельности, в апреле, когда Волга ещё скована льдом, разливается