"Елена Волкова. Замок " - читать интересную книгу автора

пастбища и немало хороших кобылиц у нас и у соседей. Ты ведь тоже
неотразимый жених.
Уговоры не действовали - конь храпел и упирался, не хотел идти в ворота
и даже пытался встать на дыбы.
- Однако ты упрям, братец, - сказал ему хозяин. - Но я упрямей. Не
обижайся! - и ударил коня хлыстом, чего не делал никогда.
Конь обиделся и в ворота прошел, но недовольства высказывать не
перестал, храпел и тряс головой, косился по сторонам.
Вот парадный подъезд все ближе, слуги выстроились в ряд у замшелой
каменной стены замка, а граф и графиня вышли на высокое крыльцо, приветствуя
сына.
Родители показались ему сильно постаревшими и нездоровыми. "Они совсем
не так молоды, как мне казалось в юности. Отец выглядит совсем стариком, да
и матушка... Неужели эти семь лет волнений и тревог так состарили их? Да,
ведь я не был дома семь лет...", - подумал он с печалью.
Мысли о скоротечности бытия и угрызения совести за редкие письма домой
чуть было не затмили радость встречи, но вошел дворецкий и объявил, что ужин
накрыт в парадной столовой.
Паркет был натерт, чехлы с мебели сняты, начищенное фамильное серебро
блестело на богато вышитой праздничной скатерти, а зеркала в резных
позолоченных рамах отражали свет многих свечей в старинных настольных
подсвечниках, установленных по случаю торжества, хотя вечер за окнами еще не
сгустился.
Перед ужином ему представили даму в трауре и под вуалью, затянутую в
длинный испанский корсет.
- Это наша несчастная родственница, - шептала графиня тихо сыну, пока
все рассаживались за столом. - У нее ужасное горе, ее бедный муж недавно
умер от какой-то ужасной скоротечной болезни, лекари даже не смогли
определить, что за ужасный недуг это был, а вслед за тем - пожар, их усадьба
сильно пострадала, сейчас ее отстраивают, бедняжке негде жить, не бросать же
ее в таком ужасном горе на улице! Она никуда не выходит целыми днями, все
молится в своей комнате, бедняжка, только по вечерам спускается к ужину.
"Матушка так же сентиментальна и так же любит слово "ужасно", как и
раньше", - подумал Ксавьер Людовиг и тихо спросил:
- А кем же приходится нам эта дама?
- Ах, - растерялась графиня, - право, я не знаю. Мне представил ее
господин граф. Наверное, это какая-нибудь его кузина или еще какая-нибудь
дальняя родственница...
"Что дальняя - так это уж точно. Матушка сколь сентиментальна, столь же
и наивна, - вздохнул Ксавьер Людовиг. - Но ведь отец не привел бы в дом
какую-нибудь мошенницу или тем более свою бывшую пассию, это было бы
попранием всяческих норм приличия и уважения, мало ли что было в прошлом...
Кто же эта особа?" - задал он себе вопрос, но промолчал, а графиня-мать
расценила молчание сына как выражение сочувствия к тетушке.
Дама меж тем заняла скромное место у дальнего края стола и подняла
вуаль. "Ей лет наверняка не меньше, чем матушке, но выглядит гораздо
моложе". Ксавьер Людовиг рассматривал тетушку с понятным любопытством.
Новоявленная родственница обладала очень белым, без признаков морщин,
лицом, бледность которого еще больше подчеркивалась черным кружевом вуали и
высоким крахмальным воротником. Темные брови, опущенные ресницы - она была