"Криста Вольф. Медея " - читать интересную книгу автора

отняла его ладони от висков, стала гладить его лоб, щеки, плечи,
чувствительные ложбинки над ключицами, иди ко мне, прошептал он умоляюще, и
я легла к нему, ведь я знаю его тело и умею пришпоривать его желания, и вот
уже он, смежив веки, отдался игре собственных фантазий, в которые он меня
никогда не допускал. Да, да, да, Медея, вот оно, сейчас. Ему наконец удалось
то, чего я ему так желала, он всей тяжестью рухнул на меня и, пряча лицо
между моих грудей, разрыдался - и плакал долго. Никогда прежде не видела я
его слез. Потом" он встал, окунул лицо в бадью с водой, встряхнул головой,
словно бык, которого огрели дубиной по рогам, и, не оборачиваясь и не говоря
ни слова, ушел.
За это мне еще придется поплатиться. Женщину, которая видела мужчину в
миг слабости, в Коринфе так просто не прощают.
А у нас дома? В Колхиде? Не обманываюсь ли я, уверяя саму себя, что
там, на родине, это было иначе? Интересно, отчего это я в последнее время
все чаще и чаще вызываю в себе воспоминания о Колхиде, стараясь расцветить
их все более живыми красками, словно не могу просто так смириться с
исчезновением Колхиды из моей души. Или словно мне это зачем-то нужно, а
зачем, я и сама не знаю.
Я пошла к Лиссе, она не спала. Рядом, из-за полога, я слышала
посапывание детей. Мне очень хотелось, чтобы Лисса спросила меня, где я
была, но та никогда не задает вопросов. Среди всех существ на земле она
единственная, с кем я не была разлучена ни дня, она, родившаяся со мною в
один день, та, чья мать стала моей кормилицей, она, ставшая потом кормилицей
моим детям. Она, которая видела все и, думаю, все поняла, хотя, быть может,
я и тут обманываюсь, полагая обыкновенным даром природы ее способность
чувствовать и осознавать малейшие мои душевные движения - нередко прежде
меня и даже такие, в которых я сама никогда себе не призналась бы. Лисса,
которую я то сама прошу прилечь рядом со мной на мое ложе, чтобы облегчить
душу, а то готова гнать от себя чуть ли не на край света. Но край света --
это же Колхида. Наша Колхида на южных склонах угрюмого и дикого Кавказа, чья
острая линия хребтов навсегда врезана в сердце каждой из нас, мы-то обе это
знаем, просто не говорим никогда - разговоры только пуще растравили бы
лютую тоску по родине. Но я-то всегда знала, что до конца дней не перестану
тосковать по моей Колхиде, хотя что значит знать - эту неумолчную, гложущую
боль предвидеть невозможно, мы, колхидцы, читаем ее друг у друга в глазах,
когда встречаемся, чтобы посидеть вместе, попеть наши песни и поведать
подрастающему юношеству

истории наших богов и нашего племени, истории, которые иные из детей
вовсе не хотят слушать, ибо мечтают во всем походить на настоящих коринфян.
Да и я иной раз избегаю ходить на эти встречи, а меня, так, во всяком
случае, мне кажется, все чаще избегают на них приглашать. Ах, мои дорогие
колхидцы, и вы тоже умеете причинять мне боль. А теперь вот, оказывается,
этому научилась даже Лисса.
Она, правда, все еще бодрствовала, как всегда, когда знала, что еще
может мне понадобиться, однако - против обыкновения - отказала мне в
привычной своей улыбке. Выклянчивать улыбку я, конечно, не стала, сделала
вид, будто ничего не замечаю, и начала - это посреди ночи-то - задавать
себе и ей вопросы, вправду ли мужчины в Колхиде были другими, чем коринфяне,
она нехотя, но все же дала втянуть себя в эту игру, по ее воспоминаниям,