"Владимир Вольф. Точка приложения" - читать интересную книгу автора

авоську, хотя садился он с "дипломатом"... Потом он попробовал вторую
дверь, потом... Третья неожиданно сразу открылась и его обдало стужей
переходника. Рытин плюнул в него как в предателя, а потом туда же швырнул
авоську... В голове царил страшный раскол - разумная половина отказывалась
понимать и гнала в постель, вторая - родная, как желудок, пищеварение и
сама жизнь - уверенно двигала мышцами - ради спасения, пока не поздно...
Потом рванул к проводнице и, минуя середину, споткнулся. Он вспомнил о
Жанне... Застегнув под горло плащ, отогнал дверь и увидел...
Потапчук не спал.
Он был мертв. Руки - увядшие, с чахлой тканью мускулов были вдавлены
в простыню, сам Потапчук лежал выгнутым - словно его сняли с
гимнастических брусьев - замершего в предсмертном висе. Шею пронзили синие
молнии, на покривевшей глотке, будто на кол одетый, дыбился подбородок -
мучительным уступом на запрокинутой голове...
Жанна тихонько посапывала, приоткрыв пухлые детские губы.
Рытин потянулся - разбудить, как вдруг...
Он увидел глаза Потапчука. Их словно подменили - не было в них
слабоумной циркуляции зрачков - они жестко смотрели на Рытина. И чем
глубже Рытин провалился в них, тем больше - как бы слой за слоем -
становилось понятным происходящее: и замерший над рельсами состав, и
мандраж вагона, и расплескавшееся в гранитном напряжении тело Потапчука...
Глаза инвалида жили - они бились в едва заметном спазме и от них, как
от пляшущих поплавков, исходила мелкая, все охватная дрожь. Рытин гнулся
все ниже и ниже, влекомый неодолимой мощью, быть может, родственной той
силе - погнавшей его с земли к горящему самолету.
Рытин уже видел звенящую жилку на виске и его вдруг поразила мысль -
оборвись эта ниточка и поезд покатится под откос... Левая кисть Потапчука
выстрелила из-под простыни и жадно стиснула его запястье. Рытин не
закричал - едва родившись, крик самозахлебнулся, переполнив его своим
взрывом до вздыбленности волос - он лишь захрипел - сердце забило легкие
мокрым тромбом...
Он оцепенел... А правая рука Потапчука уже разгибала его серые пальцы
и Рытин под напором молящей ярости глаз поддался и увидел на своей ладони
брелок - ехидный, покрытый мокрой пленкой. Рытина словно током пробрало -
он растворился в вибрации, просел под тяжестью, словно поезд стал его
костюмом - тяжко свинцовым и устоять теперь под этим гнетом стало для него
вопросом жизни и смерти.
А Потапчук отходил - глаза наполнялись мутью, руки вздрагивали как
подраненные птицы... И словно решившись на еще до конца не осознанное - но
самое главное в этой судорожной схватке - Рытин крепко обнял костяную
фигурку и выдернул кулак из слабеющих пальцев...



5

И услышал собственный голос:
- Конечно оставлю... Не сейчас... Утром... Извините, пойду...
Но не сделав и двух шагов, замер.
"Нужно вернуть дьяволенка. Я вор и... Что же это... - тоскливо