"Владимир Вольф. Лябдянская смута" - читать интересную книгу автора

расспросов уклонялись, в мимогляд все: мол, даже и не слыхивали о такой
лябдянской дивизии... Как-то самоходом бабский раж и стух.
Пришло время, повитухи сбодунились и, опухлые, висломордые, принялись
зелье отворотное варить - то самое, девичий знак в лоне губящее. Заливнее
всех бражничал главповитух Дрызг, и все у Зели - врал: первуха, мол,
сладкая, - а сам имел на хозяйку ба-альшой антирес. Даром в атаку идти
Устав не позволял, только после впрыска. И вот когда в чаны самый важный
порошок пришло время сыпать, дал он маху - от прозелени в бельмах спутал
цвет и вместо бабаед-травы ханамуж-корня бросил. Но лишь спустя годы
ошибочка вскрылась...
А лябди, тревожной хмурью полные, ходили понуром, без радости, на
донор-жуанов если и смотрели, то как на чурбаки - в том больше сучок, а в
том просто мля... Пропадала с каждым часом в бабах жизненная сила,
непонятно отчего, но на впрыск явились без утайки, в аккурат все, согласно
повесткам. Уклонизма на Лябде еще не знали. Выстроились и в змею-очередь
привычно записались. По одной - в палатку, а там повитух с впрыскарем
резиновым, мерзким, срамным... А кобеля-коновалы вдоль шеренги, и
тросточкой в чресла:
- Тебе, гражданка, солдатика презентую, и тебе...
А лябдям хоть в петлю от беззащиты. Все архаровцев честили за
дезертирство неисправимое.
Инструкция гласила: три ночи впрыск в бабе перебродит, а уж тогда все
чо хошь. А бабу-уклонистку, что девку родит - силком на пол, иль на треть
жизни в кишлаг, на перероды. Завидовали лябди тем, у кого доченьки еще от
мужей прижиты оказались, боле женского приплоду не намечалось.
В те три дня повитух Дрызг зачастил к Зеле в особинку. Шары нальет и
нашептывает:
- Я те в метрополию к себе заберу. О соломе и навозе забудешь. Одену
в златохимию, залебедю как царь-дочку...
- Дочка? А царевой бабе типун резиновый не совали?
- Цыть, дура!!! - аж присел повитух. - Ляпун уйми. У нас в метрополии
с этим строго. За балабол и в кишлаг...
Хоть и обрыд Зеле муж сей, но в интересе своем первухи все подливала,
подливала...
- Я за тебя, стерильненький мой, пошла б, - вздохнула лукавая, - да в
супружном сцепе я. Мужик мой воюет в царевом войске, тылов лишать его не
могу. Скиснет, аспида пропустит, а это, витаминоз ты мой, государю
огорченье. Вот я и думаю блюстися так: по-державному...
Дрызг поедом глазенапал, зубами хрустел, да не выдержал:
- Жарынь тя в кичку! Вольная ты! Ходи со мной, покажу чего...
И попер шатуном прямехонько к секретному сейфу. Потайной фонарь
зажег, ключиком ковыркнул и похоронки на всех лябдевых мужиков представил.
- Был сцеп, да вышел весь, ик...
И упырем в красном свете оскалился.
Оборвалось сердечко у Зели. И от жалкости по себе и всем бабам
лябдянским покатилась слеза горюча.
- Ты чего?
- От радостев... - выдохнула и пошла сама не своя.
Главповитух было за ней, да споткнулся и захрапел подле сейфа.
Проснулся, когда рев изводный в городище поднялся. Глянул на раззявленный