"Александр Воинов. Западня (детск.) (про войну)" - читать интересную книгу автора

совсем тихо.
Леон чутко прислушался. Часовой, очевидно, находился у входа, и его
не было слышно. Приоткрыв глаза, румын оглядел землянку. Врытый в землю
грубо сколоченный стол, медицинская сумка на гвозде, полотенце со следами
крови брошено в угол, в другом углу - пара стоптанных сапог и начатая
буханка хлеба на газете. Немудреный военный быт.
И вдруг он заплакал - от боли, от одиночества и бессилия. Он не
сомневался, что его расстреляют, что, как только допросят и он станет не
нужен, его тут же уничтожат. Перевязка, пульс, покой - все эти "заботы"
призваны были лишь вернуть сознание, чтобы не сорвался допрос...
Им овладело ожесточенное, мстительное чувство. "Нет, вы не получите
меня живым! А ты, солдат, не получишь за меня орден!" Он рванулся с нар.
Острая боль пронзила голову. Леон покачнулся и прислонился к стене. До
стола было не больше трех шагов, но ему показалось, что он идет вечность.
Глаза застилал темный туман. Он боялся только одного - вновь впасть в
беспамятство.
Звякнули пузырьки. Неверным движением он опрокинул какой-то флакон,
разлетевшийся вдребезги у его ног. Остро запахло эфиром.
Леон вздрогнул - звон стекла мог привлечь внимание часового. И чтобы
успеть, во что бы то ни стало успеть, он схватил два первых попавшихся в
руки пузырька с какой-то жидкостью и, выдернув из одного пробку, опрокинул
его содержимое в рот. Нестерпимым жаром обожгло грудь. Леон повалился
ничком на стол.
Очнулся он снова на нарах, и первое, что услышал, был веселый смех.
- Черт подери! - узнал он голос врача. - Этот румын выпил у нас
недельный запас спирта!
А другой голос, басовитый, с хрипотцой, сказал:
- Вряд ли. Глотнул, наверно, а остальное вылилось... Жаль! Смотри,
как будто пошевелился...
Действительно, Леон невольно вытянул левую, затекшую руку.
- Сейчас придет в себя.
По тому, как эти двое спокойно сидели на своих скамейках, ведя
неторопливый разговор, Леон понял, что отравиться ему не удалось. Но
теперь уже его без присмотра не оставят. Они будут дежурить около него
час, два, сутки, недели - сколько угодно! Ах, если бы можно было
бесконечно лежать вот так, с закрытыми глазами, и в какой-то миг умереть!
Его стал душить раздирающий грудь, мучительный кашель.
В ту же минуту над ним склонился коренастый человек, лысоватый, с
острым прищуром глаз.
- Как дела, майор? - по-румынски спросил он. - Вам туговато пришлось,
не правда ли?
Леон подавил приступ кашля, помолчал, рассматривая лицо русского
офицера.
- Да, - слабо улыбнулся он, - мне изрядно досталось!
- Вы знаете, что находитесь в плену?
Леон только вздохнул.
Офицер взял со стола дымящуюся кружку, протянул ему:
- Выпейте-ка горячего чаю. Конечно, это не спирт, - он коротко
усмехнулся, - но тоже помогает!
Чай был приторно сладкий, и от него пахло веником. Жестяная кружка