"Александр Воинов. Западня (детск.) (про войну)" - читать интересную книгу автора

отдирать от раны старую повязку.
- Сейчас, сейчас, - говорила Тоня. - Сейчас вам будет легче.
Она видела, как на лбу румына выступила испарина. Его руки вцепились
в края табуретки, и весь он напрягся.
- Еще секундочку! - Она физически чувствовала, как ему больно. Нет,
никогда бы она не могла быть медсестрой!
- Ох! - воскликнул Леон и невольно дернул головой.
- Все! Все! - быстро сказала Тоня, отбрасывая в сторону окровавленный
тампон. - Вы сами себе помогли.
Накладывать бинты ее учили в разведшколе. Но по-настоящему она
бинтовала второй раз в жизни. В первый пришлось бинтовать ногу Гени,
которую тот до крови ушиб недели две назад, во время приземления, после
учебного прыжка с парашютом. Геня, правда, не стонал, но один раз дико
выругался от боли...
А этот пленный терпеливо переносил страдания. Тоня невольно с
уважением отнеслась к его стойкости, а Леон, ощущая, как новый бинт мягко
стягивает ему голову, как быстро и ловко движутся руки девушки, впервые
поймал себя на том, что не прислушивается к шагам за окном.
Когда с перевязкой было покончено, Тоня осторожно затянула узелок и
ножницами отрезала концы бинта. Славно получилось: голова сахарно-белая,
бинт - виток к витку, уложен по всем правилам, каким ее обучали еще в
разведшколе.
Леон закрыл глаза и молча откинулся на подушку. Казалось, он потерял
сознание. Тоня долго искала пульс на его большой руке и, когда совсем уже
отчаялась, нашла. Пульс был, как ей показалось, ровный и сильный.
В хате сгустились сумерки, плетень за окном растворился во мгле, и
только тонкие ветви тополя, казавшиеся еще более черными, чем днем,
зловеще покачивались на фоне неба, похожие на воздетые в мольбе руки.
Где-то гудели самолеты. Тоня уже давно привыкла различать их по шуму
мотора. Особенно точно она узнавала "юнкерсы": если слышался как бы
двойной надрывный звук: "у-у, у-у, у-у..." - значит, приближаются
"юнкерсы". Но сейчас ей было не до самолетов. Как будто бы и все в
порядке, но слишком уж долго он молчит. Что с ним?
- Вы меня слышите? - спросила она, склоняясь над раненым.
- Да, - тихо ответил он. - Ничего, теперь уже легче... Если можно,
пожалуйста, зажгите свет... Фонарь на полке. Электричество здесь не горит.
В углу, на полке наспех срубленного шкафа, из глубины которого пахло
мышами, Тоня нащупала "летучую мышь", вытащила и, сломав несколько спичек,
наконец зажгла. Чадное пламя взметнулось поверх стекла, и по потолку
заплясали тени.
- Ну вот, - сказала Тоня и поставила лампу поближе к его изголовью.
В ту же секунду кто-то сильно забарабанил в дребезжащее стекло.
- Что? Чего надо? - закричала Тоня, прижав лицо к окну.
Совсем близко, с другой стороны, к стеклу прижалось испуганное лицо
Круглова.
- Окно занавесь, тетя!.. Слышь, "юнкерса" летят!..
Тоня быстро обернулась. Что это? Рука Леона медленно поворачивала
колесико лампы, убавляя пламя. Значит, он понял?! Понял или догадался?
Она замерла, глядя, как румын повернул колесико почти до конца,
оставив вокруг фитиля едва тлеющую желтую корону. Все предметы в хате