"Этель Лилиан Войнич. Прерванная дружба" - читать интересную книгу автора

Директор иногда шумел, но это у него от подагры, - а когда кому-нибудь
приходилось плохо, на старика можно было положиться. А о спорте и говорить
нечего. Знаешь, ведь в последний раз мы всыпали Регби!
- Неужели ты совсем не скучал по дому, так далеко от всех нас?
- Но ведь со мной были Гильберт и Фрэнк, а в случае нужды всегда можно
было бы добраться до дяди Гарри и тети Нелли. Это все равно что иметь два
дома... Нет, но как же тут все-таки замечательно! В этом бассейне, наверно,
можно плавать... Ах, черт возьми!..
Рене увидел большие каштаны. Он долго смотрел на них молча, потом
повернулся к брату. Глаза его сияли.
- А я и забыл, что они такие большие!
Они осмотрели службы. Рене сразу подружился с полдюжиной огромных
кудлатых псов и проявил живейший интерес к голубятне, кроличьим садкам и
птичнику. Лошадей он осмотрел довольно критически и, сам того не ведая,
обидел брата, не выразив восхищения при виде крутобоких белых коров и
откормленных черных свиней. Потом они услышали цоканье копыт, и Жак,
ездивший за покупками на рынок, поспешно соскочив с лошади, кинулся
здороваться со своим любимцем. Когда старик развернул свой подарок, его
глаза наполнились слезами.
- Подумать только! Сколько времени прошло, а господин Рене не забыл,
какие я люблю трубки!
Рене потрепал старую гнедую кобылу по холке.
- Да, да, господин Рене, это та самая Диана, на которой вы учились
ездить верхом. Она еще ничего лошадка - от самого Аваллона шла рысью и,
видите, даже не вспотела. Уж можете себе представить, как я спешил
повидаться с вами после стольких лет. Ох, и выросли же вы! В последний раз,
как я вас видел, вы сидели в парижском дилижансе - совсем еще дите, в лице
ни кровинки, и такой худенький. Я чуть не заплакал, когда вы сказали:
"Прощай, Жак", - да так жалобно! И куда, думаю, такому малышу ехать одному в
эту Англию? А теперь! Просто красавчик, да и ростом с господина Анри!
Тут старик смутно почувствовал, что Рене как будто не по себе. Прервав
поток воспоминаний, он вынул из кармана письмо.
- От мадемуазель Маргариты.
Когда братья пошли дальше, Анри неуверенно сказал:
- Надеюсь, ты не рассердился на Жака? Он наш старый преданный слуга, и
отец обязан ему жизнью, поэтому мы ему многое разрешаем. У нас здесь в
деревне все попросту, но в Англии ты, должно быть, отвык от такой
фамильярности слуг. Жак любит поговорить, но ведь это не от
непочтительности.
Рене пришел в еще большее замешательство.
- Какие там слуги, - пробурчал он. - Дело совсем не в этом! Пусть себе
болтает сколько хочет, - просто я терпеть не могу, когда разводят всякую
сентиментальную дребедень.
Ответ брата привел Анри в недоумение, - он так и не понял, что хотел
сказать Рене. Взглянув на Рене, он увидел, что тот хмурится, читая письмо.
Это было вежливо-сухое, как урок чистописания, послание, очевидно
продиктованное кем-то из взрослых и написанное на линованной бумаге круглым
аккуратным почерком. Подпись занимала три строчки.
Маргарита
Алоиза