"Габриэль Витткоп. Сон разума" - читать интересную книгу автора

Хотя любой образ - только подготовка, ни один не способен предохранить
последующие. Они пришли к соглашению и свыклись с положением вещей:
обезьянам, обитающим в развалинах храма, лучше оставаться добрыми друзьями.
Клеман и Мадлен занимают в доме на улице Галилея два этажа, соединенных
внутренними лестницами, - лабиринт из больших комнат и маленьких коридоров.
Если все пойдет плохо, он родится, заранее ненавистный, в октябре 1897
года. Вмиг возникая по воле воображения, ненависть не проходит сразу. Клеман
никогда об этом не думал.
Когда я был маленьким и мы еще жили в Шайо, я часто прятался в
каком-нибудь уголке, чтобы поиграть "в четырехглазку", которую сам придумал,
хотя это была даже не игра. Просто нужно смотреть на мир по очереди то
одним, то другим глазом (главное - сквозь кольцо), наслаждаясь
двойственностью вещей, удвоением перспективы, апофеозом и крахом Евклида,
высшей шизофренией. Я опробовал множество вариантов собственного открытия,
обычно притаившись на винтовой лестнице, где почему-то всегда пахло свежей
краской. Она вела к навощенной площадке, куда свет поступал через окно в
потолке. Площадка возвышалась над кладовкой для белья - таинственной
комнатой, где в кучу были свалены чемоданы и чехлы: целый мир. Меж двумя
стенными шкафами открывалась дверь той, кого всегда звали Паучихой.
Не знаю, зачем я говорю здесь о Паучихе. Конечно, она играла большую
роль в моих детских грезах, и разумеется, я часто играл на ней в
четырехглазку, но почему она всплывает из-под черного крепа воспоминаний
именно сейчас?
Истина - часть речи, обойденная молчанием. Скрытный, точно сердцевина
двойного цветка, Клеман замыкается в нескромном взгляде, притворяясь, будто
Расцветает, дабы обмануть наблюдателя. Поэтому он ворошит свои детские
воспоминания о двусмысленной игре в четырехглазку, которую придумал,
случайно подслушав название рыбы.

Она была бедной родственницей - не неимущей, а человеком, пребывающим в
положении бедной родственницы. Паучиха не могла выполнять иной функции. и
все сопутствующие: богомолка, кузина, путало, калека, кружевница-дилетантка
и, особенно, чудом исцеленная, - служили только дополнением. Долгие годы
Паучиха занимала комнату на подсобной лестничной площадке, стерильно чистую
и заваленную предмета ми культа.
Вначале виднелся только живот - луковица, обтянутая черным шелком.
Затем - худые, искривленные конечности, и, наконец, череп. Говорящий. Сквозь
зубы череп шипел: - Да будет благословенен плод вашей утробы.
Точно также он шипел "Поделом!" каждой встречной беременной женщине,
пока Паучиха выезжала в фаэтоне - еще до лурдского чуда. Дело в том, что
причащаясь под колокольный звон и гнусавые церковные гимны, Паучиха
исцелилась от жестокой болезни неясного происхождения, от клинически
неопределяемого, но отвратительного на вид недуга. С тех пор ее живот резко
переходил в зад, а конечности стали почти прямыми: она бегала и пела,
перебирала четки перенесенных хворей перед врачами, что собирались в
приемных кабинетах, провонявших эфиром, заказывала благодарственные мессы в
часовне на улице дю Бак, тиранила своих благодетелей и принимала
нескончаемую череду посетителей. А затем однажды вечером, выкрикивая что-то
невразумительное, но как можно было догадаться, ужасное, она упала с
винтовой лестницы и полетела кубарем, точно сверток. Паучиха тотчас утратила