"Габриэль Витткоп. Смерть С." - читать интересную книгу автора

Оксфорде, а во-вторых, потому что слишком холодно даже для этого времени
года.
Квартира состоит из больше (или еще) не существующей декорации,
абсурдной декорации, выражающей потерю, отсутствие, отречение. Ничего не
останется в памяти - разве что узкий диван, покрытый ковром в зеленых и
красных ромбиках - рисунок, который вcтретится еще не раз, - и низкий
столик, где лежит крисс - индийский кинжал с волнистым, как вода, лезвием.
Small talk, блюда с закусками. Чай, виски. А. говорит, о том, как
трудно отмерить правильное количество чараса - лучшего из сортов гашиша,
который продается в Бомбее. В качестве мерки он использует серебряную
ложечку, очень маленькую, глубокую и круглую, которую он наполняет до краев.
B., скрывшийся за завесой табачного дыма из английской трубки, уставил на
С., который много пьет, обсидиановый глаз в розетке из бежевого бархата; он
разглядывает С., который смотрит на А., жующего тихо чарас, - А., с
отрешенным взглядом, и рот у него как лавровый лист, такой желанный и уже
далекий. С. дрожит и трясется. У него удлиненные кисти рук. B. молча
наблюдает за ним. Мгновение он прислушивается, потому что на улице нарастает
гомон, неясный, грозный, прилив и отлив. Прежде чем гомон утих, раздается
крик, пронзительный и одинокий.
Армии живых скелетов приходят из предместий и поднимают восстание.
Скелеты с ножами и бритвами в руках кричат, что они хотят есть, и
полицейские цвета хаки стреляют в толпу, стреляют в людскую массу. Бедняки
Бомбея едят свою руку, а вторую оставляют на завтра.
B. слушает, как утихает гомон. А. забивается глубже в шелковые подушки,
на зеленом и красном покрывале дивана. С. внезапно встает, срывает с себя
пуловер, срывает с себя рубашку, расстегивает ремень. B. поднимается и
кладет трубку в пепельницу. Его лицо сморщивается и бледнеет. Все предметы
вмиг преображаются. В один миг, словно чудом.

ЭРТЕБИЗ. Спрячьтесь, здесь крепкие стены, я скажу, что вы
путешествуете... уехали...
ОРФЕЙ. Бесполезно, Эртебиз. Все идет, как должно идти.[3]
Все происходит по закону психических повторений, а очистительные
ритуалы непостижимы.
С. проходит мимо магазина мотоциклеток, которые никому не нужны и
глядят на проходящих людей своими фарами. С. входит в тень подворотни,
проходит под аркадой, ведущей во дворик, усаженный банановыми деревьями.
Поднимается пешком на третий этаж. Звонит в дверь, ему открывают. В квартире
живут два друга. B. нет, он, должно быть, уехал путешествовать. А. - голый
под шелковым халатом баклажанного цвета с золотыми кистями. Он улыбается. Он
наклоняет голову к правому плечу, точно так же, как склонит, когда придет
пора, свою голову С. Улыбка С. - рот нежный, и сильный, и мягкий, и чуть
больше приподнят с правой стороны, очертания твердые, но несколько детские,
иногда немного кривится во время разговора, - улыбка С. раскрывается,
трепещет. У него маленькие зубы. С. - человек, уверенный в себе. Внутренние
запреты чужды ему. Его руки сильны, движения быстры. Плечо А. не коричневое,
не желтое, не темное, оно золотистое. Золотистая кожа, несказанно мягкая,
скользящая.
Но около полуночи неожиданно в замочной скважине поворачивается ключ.
- Позволь, я тебе объясню... Выслушай меня, по крайней мере!..