"Габриэль Витткоп. Смерть С." - читать интересную книгу автора

понимает, зачем: он и забыл, что мертвый опорожняется. Его целомудрие
оскорблено.
Вечером С. показалось, что он слышит голос S. Ему показалось, что
кто-то трогает его за руку. Ему показалось, что он разобрал слова: не надо
его утомлять. Большую часть времени он уже ничего не слышит, ничего не
чувствует. Предагония, приготовление к великому переходу, завершается.
Агония С. проходит в большом смятении. Клеточные ядра безумно трепещут
вокруг раны. С. участвует в темном вскипании всего своего существа, в
кишении кровяных шариков, в бесконечном делении клеток. Малейший капиллярный
узел - часть космического целого. С. вступает на знакомые поляны бреда, где
некогда любил он бродить. Он отправляется в великое плавание по воле ветров,
попадает то на черные, то на белые клетки, никому не известен исчезновения
цвет. С. исчезает в пучине, поднимается вновь на поверхность, чтобы
услышать, как произносится его мысль голосом, не принадлжащим ему: I come
back.[15] Или: I go back.[16] Или: I return.[17] Или: его мыслимый голос,
его звучащая голосом мысль - лишь хрипенье невнятное, сплошное мутное месиво
лишь. Какой rosebud?[18] Финальный отчет. Schlussrede.[19] Заключение.
Эпилог. Последнее слово.
Оцепенение овладевает С. Дыхание превращается в низкий свистящий хрип,
длящийся вечность, вневременное явление, продолжавшееся, впрочем, два часа,
тридцать три минуты и сколько-то секунд.
Рассвет уже пробивается в сероватом небе. Это двусмысленное время дня,
это не время начала. Когда бледнеют оконные стекла и запевает первая птица,
Смерть совершает обход больничных палат. Солнце встает, розовое и круглое,
как апельсин в прозрачной бумаге. Грифы тоже просыпаются и пускаются в
полет.
Хрип на несколько мгновений стихает. С. приходит в сознание с чувством
страха и отвращения, как будто гриф бьет его крылом по лицу. С. испускает
слабый крик, похожий, скорее, на икоту. Он открывает вылезшие из орбит
глаза. Он расстается с жизнью, как будто Смерть вырывает у него из горла
веревку из конского волоса. Этот крик не заставляет дрожать стекла, он
спускается к сердцу земли, проникает в ее артерии, в залежи, в ил. С. делает
рыбий скачок, резкий, как коленный рефлекс, его ноги выгибаются дугой,
голова опускается на плечо под тем странным прямым углом, какой образуют
торс и голова мертвеца, его прекрасные руки раскрылись птичьим веером, но
скрючились пальцы. Христос Матиаса Грюневальда, которого С. так любил.
Exitus letalis.[20]

Он умирает в одиночку. Смерть любит приходить, когда нет других гостей.
Он умирает злой смертью на ущербе луны. Родился в субботу, умирает в
четверг. Прожил тридцать семь лет и двадцать один день. Умер, никогда не
имев гнезда. Умер на спине, раскинув руки, вытянув ноги. Умер в день
очищения и молодого огня, в древний праздник богинь-матерей. Никому не
завещал своей улыбки, летящего жеста руки, надменности тона. Не оставил ни
книги, ни наследства.
Через пятнадцать секунд после остановки сердца начинается разложение
клеток мозга. Начинается смерть. Начинается долгое отсутствие С. Что-то
изменилось, хотя бы застывшая улыбка С., открывающая зубы, похожие на зубы
черепов в Totentanz на берегу Рейна. Мертвый, С. улыбается как мертвый
зверь. Видны его нижние зубы. Тем не менее, это тот самый рот, бывший