"Габриэль Витткоп. Некрофил " - читать интересную книгу автора

Сена приняла в объятья ее плоть, моим потом и семенем полную до краев,
мою жизнь, мою смерть, что в Сюзанне слились. С ней схожу я в Аид, с ней
качусь в ил океанских пучин, запутываюсь в травах морских, в коралловых
дебрях плыву...
Вернувшись домой, я бросился на кровать, пропахшую падалью. Уснул
мгновенно, объятый смертельным сном, качаемый той же черной волной - mare
tenebrarum2 - которая баюкала Сюзанну, мою Сюзанну, мою любовь.

1 декабря 19...
Не могу сказать, чтобы мне мое занятие не нравилось: изделия из
слоновой кости с трупными пятнами, эта мертвенно-бледная фаянсовая посуда,
все добро мертвецов, мебель, сделанная ими, картины, ими написанные, бокалы,
из которых они пили, когда жизнь им улыбалась. Воистину, профессия антиквара
почти идеально подходит некрофилу.

30 декабря 19...
Увидел у своего соседа-букиниста игривый эстамп XVIII века - монашка,
которую окучивает монах, - и это напомнило мне один бурлескный случай,
происшедший со мной лет десять назад.
Я отправился в Мелен по делам, которые мне удалось закончить быстрее,
чем я предполагал. До моего поезда оставалось еще два с лишним часа. Между
тем, я знал, что в часовне Девиц Св. Фомы Вильневского, а еще точнее - в ее
северной галерее, находилась работа Джентиле Беллини "Обрезание Господне"3.
Женский монастырь, в котором находилась эта часовня, не был закрытым, и туда
пускали посетителей. Хозяйка ресторана, где я обедал, рассказала мне много
страшных историй об истеричности и какой-то извращенной злобности монашек по
отношению к сиротам, которых они воспитывали. Монастырь находился у
городских ворот. Стояла удушливая жара, какая бывает перед грозой, и все
вокруг, казалось, уснуло. Решетка сада и дверь часовни были открыты настежь,
и я вошел незамеченным. Лестница, ведущая на галереи, была тут же, справа от
входа, и я немедленно поднялся наверх. Я нашел "Обрезание", которое
разочаровало меня, так как выяснилось, что оно было подмалевано в 1890-х
годах каким-то неотесанным мазилой. Сей даровитый муж подновил облачения
персонажей, прошелся по архитектурным деталям, добавил плотные занавески на
окна, в которые некогда были видны болотистые равнины Венеции. От огорчения
хотелось плакать.
Перед тем, как спуститься, я облокотился на перила галереи, откуда
можно было одним взглядом охватить все пространство часовни. Центральный
проход занимали носилки в виде катафалка, на котором покоилась монахиня -
очевидно, сестры, которые должны были находиться при ней, оставили ее на
время. Хотя и мертвая, эта монашенка с раздутым как бочка животом, с лицом,
будто сошедшим с рисунков Домье, внушала мне живое отвращение. Она была
облачена в платье своего ордена, и сестры украсили ее голову венком из
больших бумажных роз, что должно было означать ее девственность. Из всех
мертвых, что мне приходилось видеть, эта монашка единственная не вызвала у
меня ни сочувствия, ни нежности: злоба сочилась у нее изо всех пор. Я
запечатлел ее образ с неприязнью, удивляясь лишь тому, как часто некрофил
встречает смерть, пьяница - бутылку, игрок - карты. В то мгновение, когда я
размышлял об этом, длинноносый человечек весьма благочестивого вида вошел в
часовню и преклонил колена перед алтарем, осеняя себя крестным знамением с