"C. Витицкий (Б.Стругацкий). Поиск предназначения или 27-я теорема этики" - читать интересную книгу автора

"Где умный человек прячет лист? В лесу". Честертона они прочли
двумя-тремя годами позже, и не слишком высоко оценили его тогда
- после Конан Дойля, Луи Буссенара и Понсон дю-Террайля.

Летом сорок пятого Кикон подорвался на детонаторе. Он в очередной
раз сгонял с огольцами за город, где на полях недавних боев
еще разлагались непохороненные толком люди и погибали без всякого проку
тысячи и тысячи единиц разнообразнейшего оружия. Из этой своей последней
поездки приволок Киконя мешок добра, главным образом - пучки
желтоватых макарон бездымного пороха, да мотки бикфордова шнура, да
великое множество разнокалиберных патронов от стрелкового оружия всех
видов... Добро он спрятал в подвале родного дома, а в комнату к себе
взял только красивую многоцветную металлическую штучку размером с карандаш.
В этом карандаше он и принялся ковырять перочинным ножом, стараясь
красивую штучку развинтить на части. Штучка - рванула.
К счастью бабушка оказалась дома, она вызвала знакомого врача
из Военно-Медицинской, и Кикона увезли в больницу - сюда же, рядом, в
Военно-Медицинскую Академию... Три пальца на левой руке пришлось отнять,
мизинец и безымянный уцелели. В левом глазу навсегда остался
маленький осколок - он был медный, и его поэтому не сумели извлечь
магнитом. Из правой ладони был выдран большой кусок мяса и кожи. Дабы
возместить утраченное, врачи прирастили Киконе правую руку к животу, а
возникшую перемычку каждый день разминали раскаленными щипцами, чтобы
постепенно отсоединить. (Такие операции тогда, видимо, были в моде. В
палате с Киконей лежал воин, которому эскулапы таким же вот образом
наращивали утерянную в боях красоту: он ходил с левой рукой, соединенной
кожно-мясной перемычкой с тем местом, где у него раньше, до ранения
в лицо, был нос. По словам Кикони, во всех остальных отношениях
воин был абсолютно здоровый и даже здоровенный мужик. Каждые полмесяца
он регулярно уходил из клиники в самоход, к бабам, там обязательно
ввязывался в пьяную драку, и в драке ему обязательно обрывали эту его
перемычку. Утром он, весь в крови, возвращался с покаянием в палату, и
врачи начинали все сначала).
Киконя пролежал в больнице больше полугода, и когда он снова
появился в классе, это был уже совсем другой человек. В нем вдруг обнаружился
интеллектуал. Оказалось, что он начитан, хорошо играет в
шахматы и довольно свободно читает по-немецки и по-английски. С ним
стало интересно разговаривать. О книгах. О кино. О марках. Он способен
был с изысканной небрежностью толковать о Мату-Гросу, Великой Сабане и
о таинственных м е з а с, послуживших прообразом Затерянного Мира. Он
без запинки перечислял имена первобытных чудовищ, таящихся в трясинах
Конго и Убанги-Шари: лдау, шипекве, липата, мокеле-мбембе, аилали, бади-уи,
нгакуола-нгоу... Станислав обнаружил все это с некоторым удивлением,
и они стали общаться регулярно. Тем более, выяснилось, что Кикон
с бабушкой и с дедом, медицинским генерал-лейтенантом, профессором
Военно-Медицинской Академии, живет, оказывается, как раз напротив Станиславова
дома, так что они могли через улицу обмениваться условными
жестами, а также перемигиваться электрическими фонариками по системе
Морзе.