"Карл Витакер. Полночные размышления семейного терапевта " - читать интересную книгу автора

Сент-Лоренс. Я часто думаю, что было бы, если бы я готовился к жизни
фермера, а не к изучению электротехники (уже в старших классах, в летнее
время и по субботам я, подрабатывая, проводил электричество в старые дома,
освещавшиеся газом).
Все в нашей жизни развалилось в 1932 году. Бизнес прогорел, и отец
вернулся на ферму. А я поступил в медицинский институт, не зная, чем платить
за обучение, страдая все эти шесть лет бесконеч-ными простудами. Любопытно,
что эти простуды исчезли сразу, как только я закончил учебу.
Детство, прошедшее на отдаленной от других домов ферме около городка
Реймондвиль в штате Нью-Йорк, не подготовило меня к городской жизни. На
ферме не было ребят, с кем я мог бы играть - лишь груз бесконечной работы да
глубокое религиозное давление со стороны матери, верившей, что можно попасть
на Небо, только творя добрые дела. Сотня коров, полдюжины лошадей, дюжина
свиней, сотня цыплят и пятьдесят овец требовали нашего внимания. Работа с
четырех утра до десяти вечера. И постоянно перед нашими глазами - смерть и
рождение. Было естественно в воскресное утро убивать цыплят себе на ужин,
резать свиней на зиму и выращивать самим еду. Смерть сопровождала все мое
детство, а алкоголизм работы был не чертой характера, но насущной
необходимостью мира, в котором мы жили. (Этот суровый опыт детства оказался
хорошей "школой жесткости", что пригодилось потом, при работе в больнице
гетто Нью-Йорка). Мать одна управлялась с бывшим особняком, где было с
десяток спален, а отец работал на 500 акрах земли с помощью лишь одного
наемного рабочего. Каждый вкалывал как вол. Случались времена веселья, но
редко, как исключения из нашей жизни. Мать и отец существовали в разных
мирах: она вела хозяйство внутри жилища, а он занимался внешним миром. Они
были так заняты весь день, что легко понять, почему я не видел ссор - для
них просто не было времени! Но и особой нежности я не видел, хотя иногда
мать приставала к отцу, и он при этом краснел, как двенадцатилетний.
В нашей семье существовала сильная система контроля, но большей частью
мы обходились без слов. Воскресный день означал церковь, а не игру.
Религиозные обряды были частью любой трапезы. И постоянный поток людей из
околосемейной орбиты. Дочь одной из близких подруг мамы жила с нами
несколько лет после смерти своей матери. Сирота из Бруклина приезжал жить у
нас каждое лето. Женщина, больная астмой, которую я так и не научился
называть по имени, около года жила с нами, не знаю, почему. Соседка, у
которой муж умер от рака, пробыла у нас около шести месяцев, приходя в себя
после потери. У нас было нечто вроде приюта для окрестных жителей. Сейчас
мне это представляется своего рода психотерапией, а тогда было чем-то в
порядке вещей.
Непрофессиональные психотерапевты моего детства
Возможно, первым моим непрофессиональным психотерапевтом был щенок,
появившийся, когда мне было два или три года. Он стал воплощением моей
безопасности, посредником между грудью моей матери, ее личностью и мной
самим. Вскоре появился мой младший братик, затем - старший мальчик-сосед, за
которым я шел по дороге в школу. Потом произошел негативный перенос на
группу одноклассников, из которой я чувствовал себя исключенным. Вслед за
этими "агентами изменения" быстро появляются другие: моя фантазия о Боге как
о приемном родителе, отец моего отца - старик, который с удовольствием учил
меня играть в шашки, и мать отца, которой я был нужен для мелких поручений,
а она платила мне за это нежностью и теплом. И, как это бывает почти у