"Януш Леон Вишневский. Постель" - читать интересную книгу автора

когда смогу выложить перед ним эту пачку в триста шестьдесят
электрокардиограмм. И сказала себе, что не стану при этом плакать.
После ужина он расставил по всей комнате зажженные свечи, надел свой
концертный фрак и играл для меня колядки. Только в детстве на Рождество я
чувствовала себя такой беззаботной и счастливой, как с ним в тот вечер.
Ночью он встал с постели и пошел на кухню. Со стаканом воды подошел к
письменному столу и выдвинул ящик. Я не спала и зажгла свет как раз в тот
момент, как он принял таблетку.
- Расскажешь мне о своем сердце? - спросила я, дотрагиваясь до его
шрама.

Через пять месяцев этот сукин сын кардиолог с прилизанными волосами и
званием профессора, делавший ему абляцию, убил его во время пунктирования
межпредсердной перегородки по пути катетера из правого предсердия в левое,
проткнув ему сердце и вызвав кровотечение в околосердечную полость -
перикард.[5]
Убил его и как ни в чем не бывало поехал в отпуск. В Грецию. Через два
дня после процедуры. Одной иголкой проткнул две жизни и спокойно полетел
загорать.
Тенерифе, Франкфурт-на-Майне,
август 2003

Постель

Она медленно откинула белое покрывало и присела на краешек постели.
Раздался знакомый скрип пружин.
Бело-голубое белье. С ее инициалами, вышитыми маминой рукой. Ее
любимое. Она всегда стелит его, когда надолго уезжает. Чтобы сразу по
возвращении почувствовать себя дома. Чтобы хоть что-то напоминало, как она
возвращалась к маме. Никто не ждал ее с таким нетерпением, как мама. И никто
так не радовался ее возвращению. Поспит на этом белье одну ночь, потом
постирает его и спрячет в шкаф. До следующего отъезда. В этой постели спит
только она. Пока. Когда-нибудь, может, появится кто-нибудь стоящий и она
застелит ее для них обоих. Но это когда-нибудь...
Темно-коричневое деревянное изголовье. На нем два коротких шероховатых
углубления, две черные линии, выжженные огнем. Как два шрама. Ее отец на
семейных встречах рассказывал о них, словно о геройских шрамах на своем
лице. А мама напоминала ему, что во время войны он был еще ребенком.
Ее постель. Самое безопасное из всех известных ей мест...
Она чувствовала, как ее постепенно обволакивает покой. А сразу за ним
вползает грусть. Она втянула голову в плечи. У ее ног все еще лежал открытый
неразобранный чемодан. Сверху - ярко-синий муслиновый шарфик. У него была
неоспоримая привилегия перед остальными вещами - он иногда касался "того
самого" места.
Лишь одному мужчине хватило терпения и достало счастья найти это место
у нее на теле. Пожалуй, скорее терпения, чем счастья. Он прошел языком или
пальцами каждый сантиметр ее кожи, а потому должен был в конце концов
наткнуться и на него. Она тогда открывалась, как будто нажимали на потайную
кнопку. Маленький участок кожи на ее теле. Между шеей и правым плечом, в
маленькой впадинке, в нескольких сантиметрах за ключицей. Лишь он один знал,