"Януш Леон Вишневский. Постель" - читать интересную книгу автора

гладил мои волосы, а я слушала, как бьется его сердце. Я никогда не замечала
никакой аритмии. Когда он засыпал, я часами наблюдала, как он дышит, ровно и
спокойно. Иногда его дыхание вдруг учащалось и губы слегка раскрывались. И
тогда я хотела быть в его голове. Больше всего именно тогда...

Абляция - высокоэффективная лечебная процедура, но и после нее бывают
нарушения ритма. Если фармакологическое лечение не дает результатов,
процедура абляции может быть повторена. Исключением является абляция устья
легочной вены.

У него было больное сердце. Он скрывал это ото всех. И от меня тоже. Он
стыдился этого так же, как взрослеющие мальчики стыдятся ломающегося голоса
или прыщей на лице. Я узнала, что он болен, случайно. Он уехал на несколько
дней с оркестром в Ганновер. Незадолго до сочельника. Нашего первого общего
сочельника. Его отец с мачехой и его сводной сестрой уехали на праздники в
Швейцарию.
Я купила елку. Мы должны были провести сочельник вдвоем в его квартире
и на следующий день поехать к моим родителям в Торунь. Я наводила порядок в
его комнате. Собрала с полу написанные его рукой партитуры и хотела убрать в
ящик стола. Ящик был забит розовыми распечатками электрокардиограмм. Общим
числом 360! Сделанных в больницах большинства польских городов. Но также в
Германии, Италии, Чехии, Франции, Испании и США. Кроме того, там были
выписки из нескольких больниц, счета за лечение на нескольких языках, два
стетоскопа, неиспользованные рецепты, направления в клиники, диагнозы
психотерапевтов и психиатров, копии заявлений о его согласии на процедуры
восстановления сердечного ритма электрошоком, иглы для акупунктуры,
надорванные упаковки с таблетками, распечатки интернет-страниц с текстами об
аритмии и тахикардии.
С двенадцати лет у него были приступы мерцательной аритмии. Только за
то время, что мы были знакомы, он прошел через восемь проведенных под общим
наркозом процедур кардиоверсии, или восстановления сердечного ритма
электрошоком. Последнюю кардиоверсию ему делали в Гейдельберге, за две
недели перед тем, как я обнаружила этот забитый распечатками ЭКГ ящик. Его
оркестр участвовал там в каком-то фестивале. Двенадцать часов ни он не
звонил, ни я не могла дозвониться до него. Потом сказал, что оставил
мобильник в отеле. На самом деле все было иначе. В палатах интенсивной
терапии пациентам не разрешается пользоваться мобильниками, потому что они
мешают работе аппаратуры. Из даты и часа электрокардиограммы следовало, что
приступ аритмии случился во время концерта.
В первый момент я хотела позвонить ему и спросить. Прокричать свой
панический страх. Я чувствовала себя жестоко обманутой и преданной. Он знал
обо мне больше, чем мой отец, который пеленал меня, а между тем какие-то
засранцы-врачи по всей Европе знали о нем больше, чем я! Хорош, ничего не
скажешь! Я знаю вкус его спермы, но ничего не знаю о том, что пропускают ему
через сердце примерно раз в шесть недель!
Он молчал бы. Я кричала бы в трубку, а он бы в это время молчал. И
только когда я начала бы плакать, он сказал бы: "Дорогая... Все не так.
Просто я не хотел огорчать тебя. Это пройдет... Вот увидишь".
Я хотела, чтобы ему не казалось, что он успокоил меня своим "это
пройдет". Потому и не позвонила. Я решила, что спрошу его только тогда,