"Георгий Вирен. Черный ход или господин Штосс" - читать интересную книгу автора

На портрете Лугин узнал самого себя.
...Больше о той ночи он не помнил ничего, и когда поутру проснулся
одетый на своей постели, то как ни силился - не мог восстановить никаких
других событий и собственных поступков.
В ярком, торжествующем свете летнего утра, мощно пробивавшемся сквозь
легкие шторы, он увидел почти догоревшие свечи в двух светильниках,
карточный стол с двумя рассыпанными колодами, а в соседней комнате - такой
таинственный по ночам и такой унылой днём - портрет: ученически неловко
написанная одежда, живое умное лицо надменного господина в бакенбардах...
...Обычная ночь в ряду столь же обычных ночей наступила совершенно
обычно. К тому времени Лугин нагляделся в окно, находился по соседним улицам
и определил, что наступила осень. Как-то раз он вдруг вспомнил, что давно не
получал приглашений в гости и не видел никого из знакомых - он было
удивился, но тут же сообразил, что ничего удивительного нет: ведь он никому
не дал своего нового адреса. По здравом рассуждении он нашел, что сделал
правильно - в этом городе (как, впрочем, и в этом мире) все были ему чужими.
Предвидя скорое наступление холодов, дождей, а далее - избави Боже! - снега,
метелей, морозов, Лугин решил вновь покинуть Петербург ради берегов милого
душе Неаполитанского залива, задумал вновь побродить по Неаполю, а затем -
по Ватикану, Флоренции: там жило чуждое великолепие, и среди него легче и
естественней переносилось одиночество. Решить-то он решил, однако как-то
вяло и отстраненно, словно не о себе, и не поспешил готовиться к отъезду. И
не только в вялом равнодушии, охватившем его, крылось объяснение ленивой
медлительности. Дело было в том, что Лугин чего-то ждал. Он и сам не знал...
нет, он знал, разумеется, что ежесекундно, ежеминутно и в особенности -
еженощно ожидает развязки штосса, своего выигрыша. Вот только не мог он
сказать, какой будет развязка и что за выигрыш подарит ему судьба. Именно
судьба, потому что странный партнер теперь уже виделся Лугину не как призрак
или посланник таинственных запредельных сил, а как живое воплощение его
судьбы - тот самый Верховный Распорядитель, который держит в крепкой
стариковской руке все извивы жизни и направляет их, играя событиями дней.
...Итак, ночь всё же наступила, и была поначалу обычной из многих
обычных. А именно: подкравшись, навалилась тьма, в доме напротив зажглись
огни, померцали да и затухли невдолге (купеческий был дом - с ранними
вставаниями и ранними отходами к сытому сну, с бережением недешевых свеч); в
квартире же Лугина свечи горели до одиннадцатого часу, освещая листы
французского романа (избыток изящности, приторная гривуазность, порой
переходящая в осторожную фривольность, а в целом - скука), зевающего
читателя, вместительный бокал красного вина, пустеющий по мере чтения... а
вскоре - уснувшего читателя и пустой бокал... осталось немногое: чтобы Лугин
пробудился на миг, задул свечи и откинулся на пышных подушках...
Но тут обычное течение жизни из вечера в ночь прервалось.
Лугин открыл глаза - и увидел... Бесплотно-неземную... прекрасную и
схожую с видением... и оттого - мучительно-прекрасную... она протягивала к
нему сахарно-белые руки... удивительно улыбалась... смешав в улыбке желание
и угрозу... нежность и презрение... простоту и тайну...
Лугин хотел вскочить ей навстречу, но вдруг та же чугунная тяжесть,
сковавшая его в другую ночь, опять навалилась на тело, обездвижила его...
- Вы, - прошептал он растерянно, - это - вы?