"Георгий Вирен. Черный ход или господин Штосс" - читать интересную книгу автора

золотую табакерку необыкновенной величины. На пальцах красовалось множество
разных перстней. Казалось, этот портрет писан несмелой ученической кистью, -
платье, волосы, рука, перстни - всё было очень плохо сделано; зато в
выражении лица, особенно губ, дышала такая страшная жизнь, что нельзя было
глаз оторвать..."
- Как? Как ты сказал: "страшная жизнь"?!
- Да, страшная жизнь...
- Интересно... Продолжай...
- "...что нельзя было глаз оторвать: в линии рта был какой-то
неуловимый изгиб, недоступный искусству и, конечно, начертанный
бессознательно, придававший лицу выражение насмешливое, грустное, злое и
ласковое попеременно".
- Слушай, а что означает эта разность: лицо - живое, а все остальное -
ученически неумело?
- ...шут его знает...
- Версия! Любительский автопортрет оживает. Понял? Некто - очевидно,
сам господин Штосс - аматерничал на досуге, неловкой кистью себя изобразить
пытался. Что-то вышло, но - на троечку. А когда умер - ушел в портрет, душа
его туда переселилась, и лицо стало - живое. Идет?
- Не исключаю... Но послушай: ведь Штосс у нас появляется, так сказать,
во плоти?
- А ты уверен, что этот странный старичок - Штосс?
- А кто ж?
- Дай цитату - его первое появление...
"Около полуночи он (то есть Лугин) успокоился, сел к столу, зажег
свечу, взял лист бумаги и стал что-то чертить; все было тихо вокруг. Свеча
горела ярко и спокойно; он рисовал голову старика, и когда кончил, то его
поразило сходство этой головы с кем-то знакомым! Он поднял глаза на портрет,
висевший против него, - сходство было разительное; он невольно вздрогнул и
обернулся; ему показалось, что дверь, ведущая в пустую гостиную, заскрипела;
глаза его не могли оторваться от двери.
- Кто там? - вскрикнул он.
За дверьми послышался шорох, как будто хлопали туфли; известка
посыпалась с печи на пол.
- Кто это? - повторил он слабым голосом.
В эту минуту обе половинки двери тихо, беззвучно стали отворяться;
холодное дыхание повеяло в комнату; дверь отворялась сама; в той комнате
было темно, как в погребе.
Когда дверь отворилась настежь, в ней показалась фигура в полосатом
халате и туфлях; то был седой сгорбленный старичок; он медленно подвигался,
приседая; лицо его, белое и длинное, было неподвижно; губы сжаты; серые,
мутные глаза, обведенные красной каймою, смотрели прямо без цели.
И вот он сел у стола против Лугина, вынул из-за пазухи две колоды карт,
положил одну против Лугина, другую перед собою и улыбнулся.
- Что вам надобно? - сказал Лугин с храбростью отчаяния. Его кулаки
судорожно сжимались, и он был готов пустить шандалом в незванного гостя.
Под халатом вздохнуло.
- Это несносно! - сказал Лугин задыхающимся голосом. Его мысли
мешались.
Старичок зашевелился на стуле; вся его фигура изменялась ежеминутно, он