"Норверт Винер. Искуситель (Роман) [H]" - читать интересную книгу автора

нравится. Если у молодого человека есть принципы и он их отстаивает, то я
его уважаю. Коль скоро вы готовы выйти из инженерной игры, оттого что вам
не нравятся ее повороты, - найдите игру, в которую можно играть с чистой
совестью. Но только до тех пор, пока вы спокойно кладете в карман солидное
жалованье, которое получаете за участие в этой игре, не распускайте передо
мной июни. Между двух стульев вы не усидите: примите-ка определенное
решение.
Я много об этом размышлял. Пытался понять, что же неладно в
конструкторском деле и как бы это исправить. Во-первых, законы о патентах
будут провоцировать жульничество до тех пор, пока не придут в соответствие
с фактами изобретательства, каково оно ныне, а не каким изображается в
чьих-то романтических бреднях, идущих со времен Гражданской войны.
Развивая свою законодательную деятельность, конгрессмены вечно
представляют себе доброго подмастерья в кузнице, выдумавшего новый
хитроумный, чисто американский крючок для снимания сапог. Им невдомек, что
существует научное конструирование, что в наши дни изобретатель должен
быть специалистом широкого профиля, а на одном-единственном остроумном
трюке, который вдруг откуда ни возьмись пришел в голову и до которого
всякий мог бы додуматься, дойди у него только руки, - далеко не уедешь.
Во-вторых, это ведь слова, - будто патенты предназначены поощрять ремесло,
поощряя изобретателя. Ремесло-то они, действительно, поощряют, но отнюдь
не изобретателя. Нет, выигрывает предприниматель: он получает возможность
купить нечто осязаемое, нечто такое, во что можно вцепиться зубами, да к
тому же патенты устраняют для него всякую конкуренцию, так что у него есть
надежда владеть изобретением достаточно долго и урвать на нем порядочный
куш.
Теперь вы, наверное, будете считать меня бессердечным бревном, да так оно,
пожалуй, и есть. Но все же для тех, кто у меня работает, я не так уж плох,
во всяком случае, по сравнению с другими предпринимателями, к которым им
пришлось бы податься, уйди они от меня. Даже совершая деловую операцию
пусть никаких правил тут нет, а если бы и были, вряд ли я бы их
придерживался, я стараюсь стричь овец так, чтобы на них осталась шнура и
новая шерсть отросла бы до наступления холодов.
В городке, под которым я родился, приходский священник был прежде
миссионером в Китае, так он мне цитировал иногда китайские пословицы. Они
не так уж глупы. Одна из них гласит: "Не разбивай чашку для риса у
ближнего своего". Понимаете, можно сбить человека с ног, но нельзя забить
до такой степени, чтоб он больше не поднялся.
Вот я и стараюсь поступать по этой пословице. Кстати, мудрое правило: ведь
если человека загнали в угол и бьют смертным боем, то ему остается только
драться насмерть. Итак, запомните: захотите уйти от нас - я не возражаю.
Но только не думаю, что вы уйдете. А пока поразмыслите над моими словами.
Я попрощался, подавленный, и в то же время подбодренный; подавленный,
потому что факты жизни, на которую я себя обрек, были не из приятных, а
подбодренный тем, что мой хозяин (и, как я начинал считать уже а те дни,
друг) умеет честно смотреть этим фактам в лицо. Если бы по какому-то
недоразумению меня бы понесло с моими сомнениями к Олбрайту (впрочем, это
исключалось) или же я бы застал его вместо Уильямса в том кабинете, то тут
бы и настал конец моей конструкторской деятельности.
Может быть, Уильямс кого-то надувал и водил за нос, но, во всяком случае,