"Анастасия Вихарева. Черная книга колдуна ("Семиречье" #1) " - читать интересную книгу автора

умные, - он вспомнил соседку, которая выводила гулять своего пса.
- Папа очень хотел собаку... - вспомнила мать. - Когда он на границе
служил, у него был Ферзь, очень он по нему скучал. Но из-за моей болезни
позволить себе держать животное мы не могли. Всегда чувствовала себя
виноватой, - призналась она. - Я ведь тоже люблю животных. Иногда увижу
бродяжку, так хочется ее взять, а понимаю, нельзя. И помочь ничем не могу...
Мать задумалась, помрачнела.
- Не помогла ни разу, а теперь вот, сама без дома осталась... И все
придется начинать заново, а мужа нет, годы не те, и на работу не устроишься,
не возьмут нигде с такой болезнью, - оперевшись на Кирилла, мать прижала
руку к сердцу в новом приступе кашля, присев на диван. - Дождалась от
сыночка на старости лет... Кирюш, ты не казни себя, дай-то Бог, чтобы с
тобой то же самое не произошло.
И только тут Кирилл понял, что мать переживает больше, чем он. Он вдруг
отчетливо почувствовал в ее лице раскаяние и неприязнь к Александру, которую
она то ли скрывала, то ли подавляла. А еще, наконец, осознал, что они
осиротели - как тогда на кладбище, после похорон отца. Александр теперь был
не тем человеком, который катал его на санках, водил в кино и покупал
мороженное, и не тот, который учил его разбираться в компьютере и ругал за
оставленные где-то варежки. Это был другой, чужой человек, у которого уже не
было души - жестокий, злой, словно подавленный чьей-то волей.
Неужели он и сейчас не одумается?
И сразу понял - не одумается. Миллионы людей поступали так же - и не
раскаивались. Мысль, что Сашка будет жить в их квартире со своей подругой,
снова показалась ему почти невыносимой, отдаваясь болью, когда подкашиваются
ноги - он уже мечтал, чтобы и брат оказался на улице.

Дом встретил их смолянистым запахом и мудрой настороженностью. Дом был
крепок, с высокими потолками, с некрашеными дубовыми полами, и ни единая
червоточина не коснулась потемневших от времени бревен корабельной сосны и
лиственницы. Ни обоев, ни штукатурки, лишь потемневшие, покрытые лаком
бревна. Тот мох, который был плотно забит между бревнами, еще сохранил свою
блеклую зеленую окраску, не потемнев со временем, как тот, что торчал
наружу.
В первой половине дома располагалась, прихожая, которая упиралась в
русскую печь и проход в горницу. Сразу за вешалкой на задней стене, рядом с
входной дверью, еще один проход в небольшую спаленку с окном, которое
выходило на огород и на реку за ним. Пожалуй, там поместится и кровать, и
стол, и кожаное кресло, доставшееся ему от отца, подумал Кирилл, мысленно
обживая ее. Одна сторона печи, образуя заднюю стену, обогревала ее. Пожалуй,
тут было уже теплее, чем в остальном доме.
Горница, с окнами на дорогу и в ограду, оказалась большой - теперь уже
удивилась мать. Из горницы вели еще два прохода - на вместительную кухню, с
окном на дорогу, с умывальником в углублении за печью - он все еще висел на
своем месте над треснувшей раковиной, и еще один в другую смежную с прихожей
спальню, пожалуй, даже больше, чем первая, с окном в ограду на ворота.
Когда здесь жила большая семья...
Мать щелкнула выключателем, тускло загорелась лампочка. Вернулась на
мост, чтобы осмотреть пристрой, который располагался через теплый мост, с
окном в огород и входной дверью с крыльца. Очевидно, в самом начале мост был