"Фрида Абрамовна Вигдорова. Черниговка" - читать интересную книгу автора

***

Семен, бывало, говорил: "Ты у меня сильная, ты сильный человек". Днем
я не успеваю задуматься, справедливо ли это. Побывать в райторге,
леспромхозе, в школе, поломать голову над завтрашним обедом, помочь ребятам
с уроками, разобраться во всех дневных происшествиях, посидеть за
счетами... Когда уж тут задумываться? Но потом я возвращаюсь домой. Иногда
это бывает не очень поздно и ребята еще не спят. Мне не надо ни о чем
спрашивать, я знаю: будь письмо, Лена примчалась бы с ним на Незаметную,
или, едва переступив порог, я услышала бы это долгожданное слово: письмо!
Писем не было. Мой адрес знали в Московском гороно, и тетя Варя в
Ленинграде, и в семье Антона Семеновича. Мы так и условились с Семеном, что
по одному из этих адресов он меня разыщет. Но писем не было. Уже месяц
прошел, как мы в Заозерске, и выпал снег, а писем нет, нет...
Я написала в Москву Боре Тамарину. Он не поехал с нами на Урал,
остался у тетки, сказав, что она больна и без него пропадет. Я просила его
навести справки в военкомате. Ответ тревожный: адресат выбыл. Куда же он
выбыл? Если Боря уехал, увез тетку из Москвы, почему же не сообщил своего
нового адреса?
Как болит за них сердце - за всех, о ком нет вестей...
Чаще я приходила домой, когда ребята спали. Дарья Симоновна ждала меня
в кухне и тотчас давала поесть - мучной суп или картошку с постным маслом.
Потом она тихо ложилась, могла лечь и я. Вытянуться на постели после
длинного трудного дня было счастьем. Иногда мне удавалось даже уснуть, но
ненадолго. Пока шел день, я не знала, что задело меня всего больнее и
глубже. Но по ночам просыпалась, как от толчка, и толчок был - самое
трудное, что случилось за день. Разные это были случаи, но за каждым стояло
одно: я слабый человек. Я была сильна за широкой спиной Семена. Я была
сильна в простой, мирной жизни, в той далекой жизни, где все было ясно и
просто: под ногами земля, над головой небо, а рядом Семен. И что бы ни
случилось - все можно вытерпеть.
А сейчас? Сейчас я осталась одна, и это одиночество мне не по плечу, я
боюсь его, оно угнетает меня и лишает веры в свои силы. Оказалось, все,
решительно все в этой жизни трудно. Легко только с ребятами. Стоило мне
перешагнуть порог дома, столкнуться со взрослыми, как меня встречала обида.
Она была многолика и разнообразна - от грубого окрика в учреждениях, где я
обивала пороги, до молчаливого презрения Ступки ("Ох, жинки, жинки!"). С
Ирой Феликсовной было легко и просто, как с моими девочками. С Петром
Алексеевичем - куда труднее. Он работал очень хорошо. Не было предмета, по
которому он не помогал бы ребятам. Самая хитроумная задача по математике,
по физике, дебри истории, географии - он знал все. Но этот человек состоял
из одних углов. Вот он задыхается от астмы, бледнеет, тяжело дышит, страшно
кашляет. Трудно на него смотреть.
- Подите прилягте, - прошу я.
- В могиле належусь... - неизменно отвечает он.
- Что вы как чудно отвечаете, - сказала однажды Лючия Ринальдовна и,
обращаясь ко мне, прибавила:
- Мужчины иной раз как дети, ну, сущие дети.