"Фрида Абрамовна Вигдорова. Черниговка" - читать интересную книгу автора

Антоша стоял тут же и смотрел на нее своим внимательным, упорным
взглядом, потом вдруг сел на низкую скамеечку возле ее колен и сказал:
- Бабушка...
Я поглядела на них и сказала:
- Оставайтесь у нас.


***

Это был мой первый дельный поступок в новой жизни. На третий день
Дарья Симоновна сказала мне:
- Эх, как я привыкла к тебе, милая ты моя!
- Когда ж это вы успели?
- Третий день, разве мало? Такие мудреные есть, а вы тут все со мной
разговариваете...
Она привыкла к нам - к каждому в отдельности и ко всем вместе. Она
ходила за Егором, нянчила Антона, готовила еду и только объяснила, что
путает хлебные и продовольственные карточки и в магазин ходить боится. В
магазине ничего, кроме хлеба, не было, и приносили хлеб либо я, либо Лена.
Дарья Симоновна встречала нас тихо и ласково, разогревала еду и, сидя
рядом, пока мы ели, рассказывала что-нибудь, и речь ее журчала не надоедая.
Она говорила, будто сама с собой, не требуя ответа:
- Ветер-то на дворе какой студеный. Ветер - как огонь. Вон как щеки-то
обожгло, гляди, обморозишься. Я, молодая, обморозилась было. Семьдесят три
года мне. А будто и не жила... Быстро пролетели. А вот иногда раздумаюсь,
как маленькая была, вот тогда и пойму: давно это было. Но помню... Будто
вчера... Тебе сколько лет-то? Тридцать? Ну, твои самые красные годы еще
впереди. У меня два мужика было, оба померли. А я вот живу и живу. И
неохота умирать. Доживешь до старости, а все вольный свет не надоел. А
кроме сына, еще девушка у меня была. Недолго прожила и померла. Девушка
такая маненькая... Два годочка ей было. А сына вон в солдаты взяли. Он меня
из села привез: "Живи, говорит, с моими... Чего, говорит, тебе одной жить".
А внучонок вот с Антошу... И с лица походит, такой же черный и глаз черный.
А она говорит: "Вы его не трогайте, я сама за ним пригляжу".
Голос ее журчал, и рассказывала она вперемежку далекое и близкое,
доброе и горькое, а справившись со всеми делами, садилась на сундук,
покойно сложив руки на коленях, и мы не знали, то ли она спит, то ли думает
о чем-то, прикрыв глаза темными веками. Я уходила из дому бестревожно,
оставляя на нее и хозяйство, и Антошу, и Егора.
После тяжелого воспаления легких, перенесенного в дороге, Егорка все
еще не оправился: был страшно худ и слаб, а главное, не ходил, а ползал по
комнате, держась за мебель, за стены. Как говорила Симоновна, болезнь
кинулась в ноги. Ему бы сейчас настоящее питание, масло, фрукты, он быстро
бы воскрес. А пока даже о школе нельзя было думать.
Прежде, когда мы жили в одном доме с остальными детьми, жизнь семьи
сливалась с жизнью всех ребят. Лена уходила с ними в школу и с ними же
возвращалась домой. Сейчас она шла из школы в другую сторону - к Егорке с
Тосиком. Без нее Симоновне не справиться бы с хозяйством. Лена мыла полы,
бегала за хлебом, помогала стирать. От нее Егор узнавал обо всех наших
новостях, потому что я, вернувшись, иной раз не в силах была говорить, а