"Фрида Абрамовна Вигдорова. Дорога в жизнь " - читать интересную книгу автора

инспектор, но и как друг, которому все интересно, все важно. Пропадал в
мастерской, разговаривал с ребятами, обедал с ними, а вечером садился у
меня в кабинете и выкладывал свои наблюдения и соображения, расспрашивал о
ребятах - об их характерах, привычках, склонностях.
Так вот, Алексей Александрович приехал к нам, пробыл весь день,
переночевал, а на другое утро собрался возвращаться в Ленинград. И тут
обнаружилось, что на его плаще не осталось ни одной пуговицы - все срезаны!
Объяснялось это очень просто. Карты исчезли из нашего обихода, но
страсть к азартной игре не исчезла. И ребята стали играть в пуговицы. Игра
была глупая, не требующая ни ума, ни большой ловкости - что-то вроде
"кремушков", которые так любят девочки. Но пуговиц она требовала не пять,
не десять, а неисчислимое количество. То один, то другой обнаруживал, что
на его одежде не хватает пуговиц. Начинались лихорадочные поиски, ругань,
обещания "так дать, так дать, что век будешь помнить", однако пуговицы
исчезали.
Было созвано общее собрание. Я произнес горячую речь. Все согласились
со мной, что игру эту надо немедленно изгнать из нашего дома. Сергей
Стеклов предложил все имеющиеся запасы пуговиц тут же, не сходя с места,
ссыпать в одну кучу. После некоторой заминки со вздохом высыпал на стол
горсть разнокалиберных пуговиц Петя Кизимов. Чуть погодя его примеру
последовал Вася Лобов, потом Коршунов. Но я головой мог поручиться, что у
каждого по несколько штук оставлено "на развод".
Почти все пострадавшие отыскали в куче свои пуговицы и тотчас стали
пришивать их к штанам и рубашкам.
И все-таки игра продолжалась - в этом не было никакого сомнения, - но
теперь уже втихую, тайно.
И вот... пострадал плащ Алексея Александровича.
Я не знал, куда деваться от позора. Зимин старался, как мог, смягчить
положение и только приговаривал:
- Ничего, ничего... Вот жена, правда, рассердится... Ну, да не беда.
Он и слышать не хотел ни о каких расследованиях ("Потом, потом
выясните!") и уехал, запахнув плащ поплотнее и кое-как придерживая его
локтем.
Проводив Зимина, я мрачнее тучи прошагал в столовую, где завтракали
ребята, и, кратко изложив суть дела, спросил:
- Кто?
Конечно, все молчали.
- Кизимов, ты?
Петька вскочил как ошпаренный:
- Семен Афанасьевич! Да чтоб мне провалиться!..
- Стеклов?
- Что вы, Семен Афанасьевич! - Павлуша выразительно и с достоинством,
совсем как старший брат, пожимает плечами.
Называю одного за другим еще нескольких "пуговичников". Все с
негодованием уверяют, что непричастны к этому темному делу.
- Лобов! - говорю я.
Лобов встает такой красный, что в этом румянце исчезли все его
веснушки.
- Поди сюда.
Он подходит. Ноги у него заплетаются.