"Фрида Абрамовна Вигдорова. Семейное счастье " - читать интересную книгу автора

"Жена!" Как странно, будто впервые в жизни услышанное, прозвучало это
слово.
Лицо женщины пришло в движение, полные щеки поплыли кверху, кожа у
глаз собралась в морщины. Она улыбнулась:
- Здравствуйте! Будьте хозяйкой, - засуетившись, сказала Елена
Кирилловна. - Да что это я! - она всплеснула руками. - Чаю, молочка с
дорожки!
Она засеменила в кухню, и даже платок, сползший с плеча, выражал
неуверенность и суетливость.
Елена Кирилловна собрала на стол и вдруг, поклонившись Саше, указала
ей на место подле Николая Петровича.
- Хозяйкой, хозяйкой будьте! - повторила она. Отец вскинул на Елену
Кирилловну виноватые, почти
Страдальческие глаза. "Почему? - подумала Саша. - Что его огорчает?"
Через открытые окна врывался в комнату летний день. От легкого ветра
чуть постукивали незакрепленные ставни.


***

Разговор то и дело обрывался. Все были смущены. Елена Кирилловна
разливала чай, накладывала в тарелки гречневую кашу, то присаживалась к
столу, то снова выходила на кухню. И вдруг Саша подумала: кто она им? Все
делает по-домашнему, по-родственному. Андрей рассказывал: какая-то женщина
ведет у отца хозяйство, отец ухожен. Ведет хозяйство? Нет, наверно, Андрей
говорил про кого-нибудь другого. А это - жена. Саша почему-то знала это
твердо: жена, хоть отец говорил ей "Елена Кирилловна", а она ему "Николай
Петрович".
Андрей же - Саша это тоже почему-то понимала - ничего не знал. И ей
вдруг показалось, что она и старше его и умнее. На одну минуту, но
показалось.
- Сашенька будет в маминой комнате, да? - спросил Андрей.
- А я там и прибрала уже, - с готовностью отозвалась Елена Кирилловна.
Андрей осторожно открыл дверь в соседнюю комнату. Саша молчала. Не
понимала, а чуяла, что держит перед ним какой-то экзамен. А ну как сделаю
не то, что нужно, не так посмотрю, не так скажу?
Все тут, должно быть, было как прежде. На стене висела большая старая
фотография: женщина с ребенком на руках. На женщине - кружевная блузка с
высоким, до подбородка, воротником и большой брошкой. Молодые глаза ее
глядели странно, будто издалека. Но лицо милое, с чуть раздвоенным
подбородком. А годовалый младенец совсем не похож на Андрея - толстый и
смешной, в платьице, как у девочки.
На окне трепетала от ветра занавеска. Полы были чисто вымыты. Перед
старым пианино стоял круглый вертящийся стул, рядом с кроватью - низкий
ночной столик, покрытый чистой скатеркой, а на нем пузырьки с лекарствами.
Пузырьки были старые, должно быть, те самые...
В комнате, переполненной солнцем, запахом сирени и свежей листвы, было
что-то щемящее, печальное. В высокой чернильнице на письменном столе
чернила высохли. Обои выгорели, кое-где отклеились, словно готовы были
совсем отвалиться.