"Борис Виан. Мертвые все одного цвета" - читать интересную книгу автора

нож.
Он двинулся к двери, осторожно ощупывая свою разбитую губу.
- Пошел вон.
- Десять-то долларов не слишком дорогая цена. Это был мой брат, а мне
хотелось, чтобы он сдох. Все во мне сжалось от ужасной тревоги. Я боялся,
что он вернется. Мне хотелось знать...
- Постой. Кто дал тебе мой адрес?
- Да никто...- сказал он.- Так, приятели... Я ухожу. До свиданья. Дан.
Я зайду к тебе на работу.
- Ты не знаешь, где я работаю...- сказал я.
- Ничего, Дан. Это не страшно.
- Как ты открыл дверь?
- Я умею открывать двери. Господь тому свидетель. До свиданья. Дан. До
скорого.
Я отупело смотрел, как он уходит. Часы мои показывали полшестого утра.
Светало. На улице послышались голоса разносчиков молока. Шейла с ребенком
спала у своей матери.
Ричард был негр, У него была черная кожа. И пахло от него негром.
Я закрыл входную дверь и начал раздеваться. Я сам не понимал, что
делаю, и осматривался вокруг. Потом я пошел в спальню, но остановился на
пороге. Передумал и пошел в ванную. Я стоял перед зеркалом. На меня смотрел
крепкий парень лет тридцати пяти, широкоплечий и дышащий здоровьем. О таком
парне и сказать нечего. Самый настоящий белый... только мне не нравилось
выражение его глаз.
Глаз человека, который только что увидел призрак.

IV
Прямо назавтра я стал подыскивать другую квартиру, но это было
трудновато и предстояло выложить кругленькую сумму. Шейле я об этом ничего
не сказал. Я знал, что она очень любит нашу квартиру, а потому боялся ей
говорить. Какой бы предлог выдумать? На улице я бесконечно оборачивался,
смотрел, не идут ли за мной, искал взглядом худощавую фигуру Ричарда, его
кожу полукровки, курчавые волосы, мятый костюм и длинные руки. Сохраненные в
памяти детские воспоминания, связывавшие меня с этим самым Ричардом,
обладали одним тревожащим и тягостным оттенком, хотя я и не мог установить,
в какой именно момент появился в них этот оттенок, ведь это были такие же
точно воспоминания, как и у всех детей. Ричард был наиболее темнокожим из
нас троих, и этого обстоятельства было, вне сомнения, достаточно, чтобы
частично объяснить мое беспокойство.
Я добирался к Нику окольными путями, то проезжая лишнюю станцию, то
недоезжая, а затем возвращался к бару кружным путем, как бы по лабиринту,
который я бесконечно сплетал из соседних улиц, достигая этой изнурительной
игрой -мысленно, хочу я сказать,- подобия отсрочки, мнимую безопасность,
обманчивая решетка которой защищала меня от возможного нападения.
Но в конечном счете всегда приходилось входить к Нику, отбросив
предосторожности, как ни в чем не бывало, стараясь не оглядываться. Что я и
сделал в этот день, как делал во все остальные.
Джим просматривал вечернюю газету, разложив ее на стойке, и, заметив
меня, оторвал от нее глаза.
- Привет...- сказал он.