"Борис Виан. Мертвые все одного цвета" - читать интересную книгу авторанож.
Он двинулся к двери, осторожно ощупывая свою разбитую губу. - Пошел вон. - Десять-то долларов не слишком дорогая цена. Это был мой брат, а мне хотелось, чтобы он сдох. Все во мне сжалось от ужасной тревоги. Я боялся, что он вернется. Мне хотелось знать... - Постой. Кто дал тебе мой адрес? - Да никто...- сказал он.- Так, приятели... Я ухожу. До свиданья. Дан. Я зайду к тебе на работу. - Ты не знаешь, где я работаю...- сказал я. - Ничего, Дан. Это не страшно. - Как ты открыл дверь? - Я умею открывать двери. Господь тому свидетель. До свиданья. Дан. До скорого. Я отупело смотрел, как он уходит. Часы мои показывали полшестого утра. Светало. На улице послышались голоса разносчиков молока. Шейла с ребенком спала у своей матери. Ричард был негр, У него была черная кожа. И пахло от него негром. Я закрыл входную дверь и начал раздеваться. Я сам не понимал, что делаю, и осматривался вокруг. Потом я пошел в спальню, но остановился на пороге. Передумал и пошел в ванную. Я стоял перед зеркалом. На меня смотрел крепкий парень лет тридцати пяти, широкоплечий и дышащий здоровьем. О таком парне и сказать нечего. Самый настоящий белый... только мне не нравилось выражение его глаз. Глаз человека, который только что увидел призрак. IV Прямо назавтра я стал подыскивать другую квартиру, но это было трудновато и предстояло выложить кругленькую сумму. Шейле я об этом ничего не сказал. Я знал, что она очень любит нашу квартиру, а потому боялся ей говорить. Какой бы предлог выдумать? На улице я бесконечно оборачивался, смотрел, не идут ли за мной, искал взглядом худощавую фигуру Ричарда, его кожу полукровки, курчавые волосы, мятый костюм и длинные руки. Сохраненные в памяти детские воспоминания, связывавшие меня с этим самым Ричардом, обладали одним тревожащим и тягостным оттенком, хотя я и не мог установить, в какой именно момент появился в них этот оттенок, ведь это были такие же точно воспоминания, как и у всех детей. Ричард был наиболее темнокожим из нас троих, и этого обстоятельства было, вне сомнения, достаточно, чтобы частично объяснить мое беспокойство. Я добирался к Нику окольными путями, то проезжая лишнюю станцию, то недоезжая, а затем возвращался к бару кружным путем, как бы по лабиринту, который я бесконечно сплетал из соседних улиц, достигая этой изнурительной игрой -мысленно, хочу я сказать,- подобия отсрочки, мнимую безопасность, обманчивая решетка которой защищала меня от возможного нападения. Но в конечном счете всегда приходилось входить к Нику, отбросив предосторожности, как ни в чем не бывало, стараясь не оглядываться. Что я и сделал в этот день, как делал во все остальные. Джим просматривал вечернюю газету, разложив ее на стойке, и, заметив меня, оторвал от нее глаза. - Привет...- сказал он. |
|
|